— Августа Поликарповна говорит, вы всю округу хорошознаете?

— Знаю, — порадовал он.

— и болота?

— И болота.

— И на острове были?

— На острове давно не был. Хоть Иван Иваныч иуговаривает, но не пойду.

— Почему? — насторожилась Женька.

— Там Кукуй поселился, — совершенно серьезноответил Вова.

От такого ответа мы малость оторопели, я продолжалапребывать в недоумении, а Женька быстро очухалась и спросила:

— Какой Кукуй?

— Обыкновенный. Он не хочет, чтоб люди на остров шли.Кто идет, того в трясину заманивает. Оттого и гибнут. Небось слыхали, сколько унас народу пропало? А все оттого, что на остров шли, а я предупреждал: нельзя.

— Этот Кукуй, он кто вообще такой? — подозреваяподвох, продолжала расспрашивать Женька. — То есть к какой религии онотносится?

Вова задумался, но ненадолго.

— Кукуй, он и есть Кукуй, а к чему относится, я вам нескажу, сам не знаю. Он очень древний, раньше Христа и Магомета, и вообще былздесь раньше, чем сюда люди пришли. Так Иван Иваныч говорил. Он где-то вкнижках читал. А тесть, когда жив был, имел свои приметы, — глянетутречком в сторону болота и скажет: «Сегодня туда нельзя, Кукуй не хочет», а вдругой день можно. Меня тоже кое-чему научил. И я вам скажу: на болото никакнельзя. Кукуй не хочет. Слышь, Августа, вчера возвращаюсь на мотоцикле,стемнело, гляжу, а на острове огонь, махонький, но я углядел, и что ты думаешь,как пошло меня водить, три раза к Марьиной горе возвращался.

— Ничего удивительного, — пожала плечами теткаАвгуста.

— Да уж. — Все дружно вздохнули, но я рассказомВовы не прониклась, и никакой Кукуй на меня ни малейшего впечатления непроизвел. Может быть, потому, что за окном уже вовсю жарило солнце и всякойнелепице там не было места.

— Спасибо за завтрак, — сказала Женька,поднимаясь, и я встала вслед за ней. — Пойдем по деревне пройдемся,поговорим с жителями.

— Пройдитесь, — кивнула Августа, — только кВерке не ходите, она через дом живет по нашей стороне, уж до чего язык у бабыпоганый… не передать.

— Поблагодарив за напутствие, мы покинули дом, правда,перед этим затащили чемодан в сенник, переоделись и привели себя в порядок.

Иван Бородин, поджидавший нас на крыльце, увязался с нами.Не успели мы сделать и десяти шагов, как заметили группу женщин, они сидели наскамейке возле соседнего дома и что-то горячо обсуждали. Мы приблизились,разговоры разом стихли, все четверо выжидающе смотрели на нас, мыпоздоровались, нам вразнобой ответили, и женщина лет шестидесяти в беломплаточке, спросила:

— Это вы из газеты?

— Мы, — покаялась Женька.

— Насчет электричества?

— И насчет электричества тоже. Как у вас вообще дела вдеревне?

Женщины сдвинулись на широкой лавке, давая нам место, и та,что в белом платочке, заговорила:

— Без света сидим. Симаковы, два брата, проводасрезали, четыре пролета. Это ж в какие деньжищи нам встанет свет провести,страх подумать. А Симаковым хоть бы что, ничего не докажешь, хоть и точнознаем, что они.

— Зачем они провода срезали? — встряла я иудостоилась изумленных взглядов.

— Как зачем? Оба пьяницы, нигде не работают. А намтеперь что делать?

Участковый говорит, свет нам провести обязаны, только я вэто не верю. У местного начальства денег нет, вот и выйдет сказка про белогобычка. Вы уж в газете напишите про нашу беду, может, тогда обратят внимание.

— Обязательно напишем, — кивнула Женька. — Авот Августа Поликарповна утверждает, что в вашей деревне, кроме отсутствияэлектричества, происходит много чего нехорошего.

— Это про нечисть, что ли? — хмыкнула женщина вплатке. — Гутька с утра опохмеляться начинает, а как у Васьки жена померлаи он к Гутьке, считай, перебрался, так они вовсе не просыхают, вот и гоняютчертей. А еще Иван Иваныч сказки рассказывает. В том году внучке моей такихстрастей наплел, она из дома выйти боялась. А ведь взрослый человек. Нехорошоэто…

— А кроме рассказов, ничего не беспокоит? —нахмурилась Женька.

— Как же, вон у Валентины ложки украли. Кто-то в домвлез, пока она в огороде была, и ложки утащил.

— Ложки? — не поняла я.

— Ага, — кивнула женщина в синем рабочемхалате. — Серебряные, от мамы достались. Надо было их Симке отдать,дочери. А я не сообразила, теперь вот нет ложек. Две штуки, маленькие такие,красивые, и Иван Иваныч говорил, чистое серебро… этот… антиквар… Больших денегстоили.

— Кого-нибудь из местных подозреваете? Или в деревнечужие были?

— Кого ж подозревать, кто в окошко полезет? —вздохнула Валентина. — На детей подумать, так в деревне один ребятенок,вон Ванька, а на что ему ложки?

Сказала участковому, он только рукой махнул, говорит, ищилучше. Может, и впрямь куда сама засунула да и забыла.

Рассказ о ложках на Женьку никакого впечатления не произвел,и она вновь подступила с расспросами.

— А люди на болотах действительно пропадают?

— Это точно, — кивнули все четверо. — Наболотах нечисто. Как не пойдешь за ягодой, так непременно водить начинает. Иводит, и водит, я один раз уж решила, все, сгину в болотине, не знаю, как ивыбралась.

— Водит, — согласились остальные женщины, — араньше дети по вешкам ходили, и ничего. Редко-редко кто пожалуется, а теперь имы не ходим, боимся.

За деревней ягод наберешь, а чтоб на остров — ни-ни.

— А кто водит? — нахмурилась я.

Женщины пожали плечами.

— Как ни назови… у нас говорят Кукуй… — Я невольнопоморщилась, ну вот, пожалуйста, опять Кукуй этот глупый. — Как людипропадать стали, мы и вовсе туда ни ногой. Участковый пошел проверить, датолько чудом не погиб.

Обратились к батюшке, в том году крестным ходом вокругдеревни ходили, не помогло. Отец Сергей говорит, это вам наказание за то, чточасовню ограбили, за чудотворную икону и кружку. Наверное, так и есть.

— Деньги из кружки Вова Татарин взял, — вздохнулаодна из женщин, — ему на чекушку не хватало.

— Это он сказал? — заинтересовалась Женька.