За спиной Кирилла снова взвизгнул, а затем разразилсяпроклятиями Дмитрий. Саша замерла возле личинок, с удивлением рассматривая вполупрозрачных тельцах темные полоски ганглия. Черновой набросок муравья! Вотличие от человеческого детеныша, где любое вмешательство исключено, здесьможно корректировать, улучшать, изменять, можно даже вводить новые свойства...Из этого эскиза можно сделать чертеж крупноголового солдата, широкобрюхогофуражира, миниатюрного няньку, длиннолапого строителя...

— Опять эти белые черви! — послышался стонущийголос Дмитрия. — Я червяков с детства... У меня на них аллергия!

— Это не черви, — бросил Кирилл сухо. — Мытолько что миновали пещеру, где лежат куколки. Не отвратительные? Эти «белыечерви» — те же куколки, только на месяц другой моложе.

Дмитрий спросил угрюмо, все еще отворачиваясь:

— Это муравьиные гусеницы, что потом превращаются вмуравьев?

Музыкальный голос Саши прозвучал кротко, даже печально, но вкротости ручейка крылась потенциальная Ниагара:

Дурак ты, Митя, и не лечишься! Как же можно эту красотусравнивать с паршивыми гусеницами?

Муравьи со всех сторон несли прожорливым личинкам мед, мясо.Некоторых утаскивали: младших — вниз, старших в верхние этажи. Один из такихмуравьев-нянек наткнулся на Дмитрия. Тот взревел, рванулся в сторону, личинку выбилу ошеломленного муравья прямо Кириллу под ноги.

Кирилл остановиться не успел, под ступнями упругопрогнулось. Личинка протестующе дернулась, завизжала в неслышном диапазоне.Муравей обеспокоенно подхватил ее, стал облизывать, успокаивать.

Саша смотрела вокруг в благоговейном ужасе. Кирилл косилсяна нее с тревогой. Слишком много восторгов... Впрочем, здесь мир социальныхнасекомых. Они свое сообщество развивают десятки миллионов лет, есть чемуудивляться. Есть потери, но есть и находки.

Он торопил спутников. Там, на поверхности, солнце идет кзакату!

Пещера, в которую они вошли, была размером с ангар. Белыеличинки лежали горой до потолка. Дмитрий застонал, попробовал идти с закрытымиглазами, но сразу же упал на толстенькую и очень резвую колбаску, чтовыкатилась прямо под ноги, словно собачонка, готовая играть даже с незнакомымибродягами.

Здесь Кирилла придержала за локоть зачарованная Саша.Муравей насел с кормовым яйцом на личинку: надкусил плотную оболочку, поднесличинке ко рту, терпеливо ждал, пока та глотала. Насосавшись, личинка осоловелаи заснула. Муравей потормошил ее усиками, снова прижал заметно похудевшее яйцок ее маленькому рту. Личинка капризно дернулась, извернулась, но муравейнастойчиво прижимал яйцо к ее мордочке. Личинка вяло плямкала, муравейэнергично сжимал лапами яйцо, выжимая оттуда сметанообразную жидкость. Когдаличинка наотрез отказалась доедать, муравей поднес наполовину выпитое яйцодругой, постарше. Эта личинка, не столь привередливая, бойко выпила остатки,после чего муравей вытряс ей последние капли, а пустую оболочку съел сам.

Кирилл с сожалением высвободил локоть. Пальцы Саши были наудивление тонкие, женские, от них шло тепло, но там, на поверхности, теплоуходило из воздуха, надо спешить. В отличие от бравых испытателей, которыеувидели только верхушку айсберга и то раскрыли рты, он заметил тонкоститрофаллаксиса между взрослым муравьем и личинкой, заметил... Эх, надо спешить!

Когда они пробирались через пятую пещеру, заполненнуюразновозрастными личинками, Дмитрий не выдержал:

— Когда же кончатся эти свалки безногих червяков?

Саша молниеносно повернулась, как барс, выпускающий когти,вся наэлектризованная, рассыпая искры, но Кирилл поспешно вклинился:

— Не черви, это дети муравьев. Наши младенцы ещеотвратительнее! Орут, пачкаются, ничего не умеют... Но гадкими покажутся развечто марсианам. Так?

От Саши хлынули волны тепла, благодарности. А Дмитрийудивился:

— А эти черви... то есть дети благородных муравьев,разве не гадят?

— Нет, — ответил Кирилл.

Они карабкались по трудному участку, он замолчал, но Сашавскоре догнала, потеребила его за плечо.

— Воздерживаются, — объяснил Кирилл, — чтобыне пачкать друг друга. Они же в куче... Только перед окукливанием выбрасываютма-а-аленький шарик мекония. Такой твердый, что смело можно брать в руку, какделал юный Гаргантюа. Эти шарики чистюли-муравьи тут же уносят. К нам, наповерхность. Здесь же все надраено, как на военном корабле! Разве не видите?

Когда впереди показалась очередная пещера, Дмитрий заохал,поплелся в отдалении. Вместо личинок, к великому облегчению Дмитрия, тамбольшими ломтями творога белели комья крупных градин. Муравьев — ни одного, аяйца, сплетенные по три — пять штук, лежали без присмотра.

В следующей пещере уже суетились муравьи. Точно такие жепакеты яиц облизывали, перекладывали с места на место. Некоторые яйца, нежнейшевзяв в жвалы, носили по пещере, словно нянчили.

— Старшие яйца, — объяснил Кирилл, прислушиваясь.В воздухе появился новый запах. — Чем старше яйцо, тем чаще его тревожат.Скоро из него вылупятся крохотные личинки.

— Они вроде бы покрупнее, — сказала Сашамедленно. — Разве яйца растут?

— У муравьев растут. Только у примитивных насекомых вяйце есть все необходимое, а у высокоразвитых...

Дмитрий ожил, не видя отвратительных личинок, сказал сподъемом:

— У курицы тоже все в яйце! Съели?

Саша сказала раздраженно, в ее глазах блеснули хищныеогоньки:

— Твоей курице до муравья, что плотнику до столяра!

Пора заткнуться, подумал Кирилл. Саша любую информациювоспринимает как доказательство разумности, даже превосходства муравьев надлюдьми. С неофитами всегда трудности...

Дмитрий же сказал с мрачным удовлетворением:

— Ладно, пусть! Червяки кончились, а яйца стерпим.Значит, скоро притопаем в королевский зал этого вывернутого наизнанкунебоскреба?

Он вытащил Дюрандаль, но зацепился за стену, с проклятиямисунул обратно за пояс.

— Скоро? — переспросил Кирилл с тревогой. —Сплюнь!

Дмитрий дисциплинированно попытался выполнить приказание,удивился:

— Не получается!

— Упомянешь в отчете, — прервала Саша. Она дрожалаот возбуждения. — Ребята, побыстрее бы...

Следующая пещера была намного ниже. Оттуда тянуло сыростью,холодом незнакомыми запахами. Все трое вышли из расширяющегося хода и застыли.

Знаменитая Мамонтова пещера рядом с этой показалась быкаморкой. Вместо потолка царила ночь, стены уходили в бесконечность. Впризрачном приведеньевом свете, что заливал все светящимся ядом, вдаль уходилополе прозрачных столбиков — им до пояса, толщиной в руку, только верхушкизаканчивались белесыми шарами, похожими на цветную капусту.