— Здорово живут, скажу вам, — проговорил Дмитрийдовольно. — Что жрут, что жрут!.. Да, муравьем жить можно. Кирилл, я готовзадержаться. Что нам несколько минут? Да хоть на сутки! Только не дадут,пинцетом пособирают...

Он указал большим пальцем в колыхающиеся тучи. Кириллсказал, смеясь:

— Смотри, куда муравей понесся!

— Куда... Обратно на дерево. А что?

— Ты забрал у него весь запас. Куда в тебя стольковлезло?

Дмитрий оскорбленно повел крутыми плечами.

— На аппетит я никогда не жаловался. Даже впроекторской когда-то работал лаборантом и то садился там перекуситьбутербродами. В моем роду умели поесть! Потому росли мужики, а не хлюпики.После такой еды я на все готов. Кирилл, ты когда еще увидишь такого... ну, смедом, толкни, а?

— Понравилось?

— Винюсь, зря костерил их. Теперь же, когда поел ихнегохлеба...

Саша жалобно пискнула, отыскивая голос, убежавший чуть ли недо кабинета Ногтева:

— Кирилл Владимирович!.. Дима... Вы меня на ушипоставили. Мирмеколог — еще понятно, но ты... ты ж прямо обнимался с этимстрашилищем!

Дмитрий коротко хохотнул:

— Хорошие парни. Бравые, открытые, простые. Совсем, какя! Все наше невежество. Расисты мы малость. Чую, подружимся...

Саша покосилась наверх:

— Представляю, что наснимали кинооператоры. Мы за этотрейд продвинули программу на год вперед. Если не больше.

Ствол подмаренника был толще баобаба, но чувствоваласьнепрочность, рыхлость. Чудовищное тяго??ение уплотняет клетки, диктует форму, ноздесь для Конструктора простор!

Солнечный луч высветил сквозь тонкую кору вздутые сокомклетки, продолговатые кабели волокон, соединительные ткани. Все пропитанохолодноватым замутненным соком, что медленно двигается от невидимых корней,неся наверх питание, строительный материал...

Саша подпрыгнула, ловко побежала вверх, цепляясь замикроскопические трещинки. Дмитрий скакнул еще выше — после медовухи силаиграла, готов драться хоть с тигром, хоть с кузнечиком, — побежал начетвереньках, едва ли уступая в скорости фуражиру.

Стараясь не выглядеть особенным растяпой, Кирилл спешилследом, пугливо шарахался от бегущих вниз муравьев. Дважды сбивали, зависал, накончиках пальцев, но какие могучие, оказывается, у него пальцы!

Саша и Дмитрий ждали его у развилки. По двутавровой балкеупругого черешка перебежали на широкий, как поле стадиона, лист. Поверхностьмерно покачивалась в теплых токах воздуха. В Большом Мире Кирилл запросил бы устюардессы гигиенический пакет, здесь же только присел, чтобы не сбросилотолчком воздуха.

— Вот мой козырь, — сказала Саша.

Неподалеку стадо полупрозрачных пузырей, касаясь друг другараздутыми блестящими боками, дружно тянули из листа хоботками слабый сок,сгущая в удивительных телах, изгоняя избыточную влагу. Вокруг этих существ, откоторых за версту несло беззащитностью, грозной цепью стояли черные муравьи внепроницаемых для солнца литых доспехах. Над массивными головами медленношевелились суставчатые антенны, регистрируя запах, колебания плотности воздуха,концентрацию ионов...

Мимо стражей, ответив на пароль, к тлям пробегали фуражиры.Умело доили, то есть щекотали усиками, после чего у тли на конце брюшканепроизвольно выступала прозрачная сладкая капля. Опорожнив три-четыре тли,раздутый, как бочонок, фуражир мчался со всех ног обратно.

Саша и Дмитрий уже обошли стадо, держась в сторонке отгрозной стражи. Кирилл передернулся. Сейчас пойдет дилетантское: муравьиразумны, ведь пасут скот, охраняют! Еще не знают, что муравьи выводят средитлей наиболее медоносные породы, остальных — под нож, на зиму загоняют тлей вподземные коровники в непромерзающем слое, кормят, а ранней весной выгоняют назаранее разведанные пастбища. Не брякнуть бы, что после миллионолетней селекциирот фуражира и задний сифон тли совпадают с точностью зажимов брандспойта...

Сильное завихрение воздуха бросило его на лист. ЗасмеялсяДмитрий, он держался, как моряк на качающемся паруснике, но вдруг самвзвизгнул, его ноги запрыгали прямо перед лицом Кирилла.

Саша крикнула встревоженно:

— Кирилл Владимирович, что с ним?

— Со мной все в порядке, — огрызнулсяДмитрий. — Меня свалить не так просто. Какая-то муха-дура набросиласьсослепу! Будто я медом намазан!

— Может быть, выступает? — предположила Сашавстревоженно. — Переел?

Дмитрий ответил нечленораздельно. Кирилл поднялся, развернулДмитрия к себе спиной. Под лопаткой десантника вздувалось белое блестящее яйцо.Оно быстро темнело, принимая цвет загара, становясь неотличимым от кожи, дажепросело, превращаясь в полусферу.

Пальцы скользили, а яйцо погружалось, раздвигая непрочнуюкожу. Саша грубо отстранила мирмеколога, рванула. Раздался слабый треск, и в ееладони осталось яйцо с лоскутом окровавленной кожи.

— Что... это? — спросила Саша. В ее глазах былоотвращение, она держала яйцо на вытянутой руке. Яйцо вдруг пошло пятнами, нанем появились зеркальные отпечатки ее пальцев, укрупненные ногти.

Кирилл хмуро указал на муравьев. Воздух закручивалсямаленькими смерчами, ходил ударными волнами от налетевшей стаи огромных мух,они лавиной обрушились на стражей и фуражиров. Запахло нечистотами, гнилью.Самые расторопные из стражей на лету хватали мух, лязгали жуткие жвалы, затемфуражиры с торжеством тащили вниз двойной груз: в брюшке мед, в жвалах — мясо.Но самые расторопные из мух успевали мгновенно припечатать яйцо муравью наспину, а то и на голову. В те места, где муравью яйцо не достать...

— Или мухи полные дуры, — сказал Дмитрийнедоумевающе, он еще морщился, выворачивал руку за спину, словно ее выкручивалиневидимые дружинники. Щупал ранку. — Или мураши в последние дни... то естьмиллионолетия, поумнели!

— Еще одно доказательство, клянусь мирмекологией!Присягаю теорией эволюции!

Они понаблюдали, как между стражей и фуражирами сразузасновали крохотнейшие муравьишки. Не бойцы, не работники, но зато онимгновенно снимали яйца паразитов, заботливо облизывали пораженные места — вязыки, сказал Дмитрий пораженно! — и хитин блестел, словно кирасасуворовского чудо-богатыря,

— Им проще, — сказал Дмитрий, осторожно двигаялопатками, — шкуры нет, мослы снаружи... Нам бы!

— Разве не разум? Муравьи пасут, доят, охраняют! Видноже!

— Мне видно, — уточнил Кирилл, отводяглаза, — что лазиусы авсут формикарум вакка. Муравьиных коров то есть. Таких назвал Карл Линней.

Саша побледнела как смерть:

— Если еще Линней знал...

Кирилл опустил голову, не в силах видеть отчаянное лицосупердесантницы: