Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А если вспомнить, чего требовал от меня патриарх в Золотых развалинах…
В ушах эхом прогремело его послание: «ПОДНИМИСЬ НА ПОВЕРХНОСТЬ. ЗАБЕРИ СЕМЬ СИГИЛОВ».
Дальше — простая математика. Великих Домов пять; шесть, если считать Дом Падших. У каждого свой алтарь, равно как и у алоплащников. Предположительно Дом Падших потерял свой алтарь, когда его разгромили остальные Дома вместе с Орденом.
Но так ли это? И если не так, кто забрал трофей?
Впрочем, истории минувших дней меня мало заботили. А вот то, что алтари давали безликим огромное количество энергии, наводило на определённые мысли.
С помощью алтаря алоплащников можно попробовать воскресить Нейфилу.
Я не стал делиться с ней догадками, чтобы раньше времени не пробуждать в ней надежду, но настроение у меня поднялось.
Появилась ещё одна причина заняться уничтожением Ордена.
Видимо, что-то отразилось на моём лице, поскольку Рико, не отстававшая ни на шаг, уставилась на меня так, будто увидела призрака.
— Ты… не падаешь духом, — осторожно сказала она.
— Стараюсь не унывать.
— Это правильно. — Она выдержала паузу, подбирая слова. Наконец сдалась и спросила прямо:
— Но зачем ты показал кристаллы? Ты мог выслушать проповедь, исповедоваться и пойти куда глаза глядят.
— Ты что, осуждаешь меня? По-моему, я поступил согласно вашим учениям.
— Верно… Но ты не смахиваешь на верующего, уж прости за прямоту.
— Какой есть, — развёл я руками.
— Твоя невовремя проснувшаяся честность… была очень некстати, — прикусив губу, сказала Рико. — Я и без того на плохом счету, но привести больного Мором в храм… Когда весть об этом дойдёт до отца, будет скандал.
Она грустно усмехнулась, но тут же спохватилась:
— Извини. Тебе куда хуже, чем мне, а я ещё и жалуюсь.
— Получается, ты считаешь, что я ошибся, сдавшись Ордену?
— В особом квартале тебя не достанет Бездна, — неуверенно произнесла Рико. — Твоя душа будет защищена.
— По крайней мере, меня не сожгут твои соратники за то, что поддался пороку, — поддакнул я.
Рико дёрнулась, как от удара.
— Тот, кто мыслит подобным образом, не заслуживает быть рыцарем Ордена. Не все больные виноваты в том, что их душа оказалась уязвимой. Среди них много хороших людей. Таких, как ты, Каттай. Ты поражён Мором — и всё же вытащил меня, едва живую, из Краевой Пустоши. Ты не заслужил… Вернее, ты заслужил покой в особом квартале… Но… Если бы захотел…
Она умолкла, запутавшись окончательно.
— Покажи я кристаллы лишь тебе, ты отпустила бы меня?
— Мой долг как рыцаря… — тихо сказала Рико. Помотала головой. — В кварталах не так уж плохо. Я часто бывают там. Помогаю чем могу местным. И не одна я, мы стараемся облегчить участь больных. Облегчить их последние дни.
— Некоторые десятилетиями живут с Морфопатией, — заметил я, посмотрев на неё. — Сидят взаперти, медленно сходят с ума, забыв про внешний мир, лишённые возможности выбраться хоть на день. Вдохнуть полной грудью свежий воздух, пройтись по утреннему лугу — как крысы в клетке. Всё потому, что ваша веры утверждает, что они… мы опасны. И много ли доказательств этому у тебя есть?
Рико отвела взгляд.
— Прости. Я… я буду навещать тебя.
Нейфила поморщилась.
«Без толку говорить с ней. Она непробиваема».
Отнюдь. Сейчас, когда она лично ведёт запирать своего спасителя, самый подходящий момент надавить на жалость. Это подстегнёт в ней сомнения. Заставит колебаться.
Нейфила задумчиво подпёрла кулачком щёку.
«Знаешь, цель у тебя, конечно, хорошая — наказать алоплащников, попутно освободить заражённых… Но способы, которыми ты её добиваешься, попахивают».
Не претендую на высокую мораль. Я, вообще-то, чудовище.
Стены, отделявшие моровые трущобы от обычных кварталов, были той же толщины и высоты, что и внешние. Ворота тоже были под стать: за толстыми железными прутьями едва просматривалась улица впереди. К изоляции заболевших алоплащники подошли с основательностью.
Вполне логично.
У некоторых заражённых проявлялся дар, и не всегда он был бесполезным.
Когда механизм, поднимавший ворота, остановился, я без понуканий нырнул под железные зубья, чуть не чиркнувшие по макушке.
Не знаю, смотрела ли мне вслед Рико; я не оглядывался.
Передо мной открылась площадь.
Подспудно я ожидал, что моровые трущобы будут чем-то наподобие гетто: рассыпающиеся от старости здания, горы мусора возле них, неподвижные тела в подворотнях, липкие лужи, отсутствие фонарей.
На первый взгляд, особый квартал походил на обычные улицы Амадора. Но стоило присмотреться, как начинали бросаться в глаза различия — как между плащами Апмана и Рико, чистым алым стягом веры и бурой запылённой тряпкой, отживающей последние дни.
Безлюдие. Несмотря на поздний вечер, там, по другую сторону, то и дело попадались прохожие — слуга, отправленный с поручением, лоточный торговец с нераспроданным добром, чеканящий шаг патруль. Здесь же не было никого.
В брусчатой мостовой темнели провалы. Дома выглядели обшарпанными, из-за чего терялось ощущение единого плана. Они напоминали незнакомцев, вынужденно собравшихся вместе. Чаши Господни стояли реже, а огонь в них горел тусклее. Их постаменты зигзагами расчертили трещины, а вокруг валялись объедки.
Похоже, местные готовят пищу на пламени чаш.
Нейфила отозвалась с тихим смешком.
«Почему бы и нет? Но плохо, что мусорят».
Изредка в переулках мелькали пугливые тени, беззвучно растворяясь в переплетениях улочек, когда я приближался.
Найти пристанище на ночь будет тяжеловато.
Не вламываться же в первый попавшийся дом?
Чем глубже я продвигался, тем больше признаков распада замечал. Вот провал в стене, вот дверь, висящая на одной петле, вот хруст камешков под ногами — камешков, сверкавших красным, обрывки ткани в грязи, чей-то зуб…
В воздухе витал кисловатый запах. Запах обречённости. Страха. Гнили.
Трущобы были язвой на теле Амадора, язвой, взращенной сознательно и последовательно. Алоплащники постарались на славу.
На свете нашлось бы мало людей, способных оценить извращённую красоту этого места. Я был одним из них. Виды особого квартала так и просились на картину.
Жаль будет разрушать эту гармонию разложения. А надо ли?..
Подслушавшая мои мысли Нейфила возмущённо взвилась.
«Конечно, надо! Люди страдают. Ты порой как твой отец — ради своих драгоценных взглядов не прочь закрыть глаза на чужие проблемы».
Сравнение задело меня.
Не я устроил тут лепрозорий.
«Лепро… что?»
Неважно.
Нейфила хотела сказать что-то ещё, но я прервал её взмахом руки.
Неподалёку раздались возбуждённые голоса. Они разорвали удушливую тишину трущоб. Я без раздумий устремился на звук.
Их было пятеро — настоящая толпа по здешним меркам. Трое чумазых детей в обносках испуганно жались к стене. Перед ними стояла, закрывая их собой, худощавая, даже костлявая девушка с резкими чертами лица и мальчишеской стрижкой. Её потряхивало, однако она твёрдо встречала взгляд последнего участника этой странной компании.
Он стоял вполоборота, с горделиво вздёрнутым подбородком, показательно откинув роскошный алый плащ и положив руку на меч.
Позой он напоминал военачальника, который осматривает место грядущего сражения.
А вот действиями — ничуть.
— Решила сдохнуть с ними, девка?
— Это против правил! Против вашего Кодекса! Почему?.. Зачем?..
— Ваша дыра сгорит в очистительном огне — не сегодня, но очень, очень скоро. Так какая разница, когда начать? Тебе следует поблагодарить меня за то, что я милосердно решил освободить детские души от страданий. Ну, благодари же! Если хорошо постараешься, я пощажу тебя. Или… Как насчёт одного из недоносков на выбор? Встань на колени, и я отпущу того, на которого ты укажешь.
Он наслаждался ужасом, который вызывал у детей. Упивался беспомощностью девушки. Он мог покончить с ними в два счёте, но медлил, чтобы поразвлечься.
«Это так товарищи Рико помогают жителям особых кварталов⁈»
В голосе Нейфилы звенела ярость.
Вряд ли это один из них. Скорее, кто-то из радикалов заглянул повеселиться.
Алоплащник поднял руку. Над ладонью заплясал огонёк. Его свет отразился в остекленевших глазах детей. Они не издавали ни звука, лишь льнули друг к другу.
— Не надо! Пожалуйста! Я сделаю что угодно! — взмолилась девушка.
— Правда? Что угодно? — Алоплащник от души расхохотался. — И что мне может быть нужно от тебя, грязное создание?
— Грязное⁈ Да я… Я… — опомнившись, девушка положила руку на грудь и наклонилась к нему. В её интонациях появилась игривость. — Я выполню все твои прихоти. Любые фантазии.
— С чего ты взяла, что меня заинтересуют твоё никчёмное тело?
Щёки девушки налились краской — и я сомневался, что от смущения. Мне показалось, что, не будь