Макао вытянул шею и взъерошил перья, переступая с ноги на ногу, как любил делать Грифф. Значит, я привлекла внимание птицы.

– Видишь? Я пою макао счастливую песню, а он понимает, что я хочу с ним подружиться.

Грифф сделал глубокий вдох и выплюнул смешное и непристойное: «Пфу», – так что попугай недоумённо взмахнул крыльями, а я закатилась смехом.

– Извини, – с трудом выдавила я, когда отдышалась. – Сперва мне нужно было научить тебя свистеть.

Грифф тоже засмеялся, и вдруг мы уловили ещё какой-то звук.

Мы как по команде взглянули на верхушку дерева.

К моему изумлению, смеялся макао: голова его покачивалась, а сам попугай размахивал крыльями, показывая всё великолепие жёлтых и синих перьев, и громко кудахтал, сотрясая ветку.

– Думаю, мы ему понравились, – расплылся в улыбке Грифф. – Или он просто потешается над нами. Не могу сказать точно.

– Он решил с нами подружиться, – заметила я, провожая глазами яркую птицу, которая вспорхнула на другую ветку: восхитительные пёрышки так и сияли на солнце.

Вскочив на ноги, я отряхнула одежду и добавила:

– Теперь, когда мы познакомились, нужно придумать ему имя.

– Какое имя ты хочешь? – обратилась я к макао.

– Имя! – хрипло выкрикнул попугай, заставив меня подпрыгнуть.

Леди Кавендиш упоминала о том, что это подражание. Правда, я не ожидала, что макао начнёт имитировать наши голоса уже сейчас.

Грифф поднялся на ноги и спросил:

– Может, Умная Голова? Или Яркое Перо?

– Пе-р-р-ро, пе-р-р-ро, пе-р-р-ро! – подхватила птица, копируя Гриффа.

Я внимательно посмотрела на макао: он потихоньку хихикал, по-прежнему поглядывая на нас глазом-бусинкой.

– Наверное, Эхо – самое подходящее имя, – сказала я и вновь обратилась к птице: – Как ты думаешь? Тебе оно нравится, Эхо?

– Эхо! – прокудахтал попугай, и я вместе с Гриффом опять расхохоталась.

Оставив Эхо болтать с самим собой, мы поспешили дальше, пробираясь под качающимися папоротниками и низко висящими плодами. В некоторых местах дорожка становилась настолько узкой, что мы были вынуждены идти гуськом, а порой растения почти смыкались перед нами непроходимой стеной.

Грифф скакал впереди, то и дело перепрыгивая через преграды, которые встречались у него на пути.

А я шагала и размышляла о новом знакомом. Почему я никогда не видела Гриффа в городе или в школе? Уверена, я бы точно заметила парнишку с нечёсаной шевелюрой и подпрыгивающей походкой.

– Ты учишься в школе? – спросила я.

Грифф энергично замотал головой.

– Я никогда не ходил в школу. Мама учит меня читать и писать.

– И ты всегда жил в Дайспер Холле? – продолжала я.

– Нет, мы раньше жили с папой. У него есть странствующий зоопарк, который называется «Удивительный бродячий зверинец». Мы путешествовали по стране вместе с отцом и животными, – ответил Грифф, и голос мальчика задрожал. – Это было ужасно.

– Но почему? – удивилась я.

Для меня такое путешествие стало бы чудесным приключением: я не могла себе представить, что могло быть как-то иначе.

Грифф замер в нерешительности.

Наконец он произнёс:

– Папа возил меня и маму… запертыми в клетке. Боялся, что мы сбежим.

– Как ужасно! – воскликнула я. – Мне очень жаль.

Дорожка расширилась, и Грифф пошёл рядом со мной.

– У папы был секрет. Почти все животные оказались самими обыкновенными, но он обманывал людей и говорил, что они необычные. В зверинце жил осёл, разрисованный чёрно-белыми полосками, а отец утверждал, что это зебра. Ещё он клялся, что у нас есть курица, которая предсказывает будущее, но после представления из неё варили бульон, а потом брали новую. Он привязывал рог к голове лошади и заявлял, что в зверинце поселился единорог.

Грифф негодующе фыркнул и развёл руками.

– По его мнению, звери просто-напросто балласт. Только одно животное было по-настоящему странным. Папа купил это существо на подпольном рынке, его поймали где-то очень далеко и привезли на корабле. Отец потратил на чудовище все деньги, которые мы накопили. И назвал его Великим и Ужасным Ракообразным! Тварь могла широко разевать челюсти и пожирать что угодно, даже кости перемалывала.

Грифф содрогнулся и пошёл быстрее.

– Зрители всегда удивлялись и радовались, когда папа выпускал его, – горько сказал он. – Но для меня это был кошмар: знать, что мы живём с монстром, который способен сожрать любого в один присест. Когда я был маленьким, папа угрожал, что скормит меня чудовищу из зверинца, если я не буду слушаться.

Мальчик зажмурился.

Я вообразила совсем махонького Гриффа, которому сказали, что его бросят на съедение прожорливому чудищу.

– Какой кошмар, – с трудом выдавила я, но эти слова не могли выразить сочувствия во всей полноте, поэтому я спросила: – А где твой папа сейчас?

Грифф помедлил с ответом, а затем пробормотал:

– В Брэмбери.

Брэмбери… городок, который находится всего в нескольких милях[2] отсюда.

Только в этот момент я обнаружила, что мы не одни. Мистер Джонсон наполовину спрятался за розовым кустом и орудовал садовыми ножницами, собирая букет кроваво-красных цветов. Я оставила дверь оранжереи незапертой. Почувствовав, что я наблюдаю за ним, дворецкий бросил на меня хмурый взгляд. Как я умудрилась его заметить? Он двигался совершенно бесшумно.

– Мистер Джонсон подглядывает за нами, – шепнула я Гриффу. – Давай лучше пойдём вперёд.

Мы шагнули на мостик над прудом и остановились, вглядываясь в воду.

Грифф плюнул в пруд – и по ровной глади разбежались круги. Под листком водяной лилии притаилась тень, и я поёжилась. Окунь кружил прямо у самой поверхности.

Мы пересекли мостик и добрались до сарайчика, примостившегося напротив стеклянной стены. Это был склад, где хранились продукты и инвентарь. Дверь оказалась заперта на висячий замок.

Я нашла ключ в тяжёлой связке, которую мне дала леди Кавендиш, и отперла дверь.

Сначала в нос ударил запах прелого сена, сырости и пыли. Когда глаза привыкли к сумраку, я различила множество полок с консервными банками, а ещё корзины, охапки соломы, тачку, лопаты… Тут тоже царил хаос. Из трещины в деревянной бочке выскочила мышка и шмыгнула к зёрнам, рассыпанным на полу.

Я сняла крышку с бочки. Ёмкость была до краёв наполнена орехами и семенами. Я разглядела колоски проса с золотистыми зёрнышками и полосатые семечки подсолнуха.

Рядом стояла другая бочка, которая издавала странные шуршащие звуки, как сухие листья, скомканные в руке. Внутри извивались тысячи белых и жёлтых тел. Личинки.

– Это, должно быть, для панголина, – сказала я. – Вернусь сюда позже.

Я наполнила жестяное ведро семенами и вышла.

Воздух в оранжерее нагревался. Здешняя атмосфера напомнила мне о поле после летней грозы: пахло землёй и зеленью.

Точно так же пахла Мэйзи, извалявшаяся в свежескошенной траве. Надеюсь, она благополучно вернулась домой, к