– Тебе, Кузмин, как будущему молодожену, это, конечно,покажется странным, но никто меня ниоткуда не выгонял, – злобно сказал Хохлов.– Димон, я иду спать!

– Ольга тебе постелит.

– Я давно постелила, – раздался из-за двери приглушенныйголос. – Вы перестали драться или еще будете?

– А я домой пойду! Чего мне по чужим хоромам ночевать? –заявил Кузя.

– Да тебя и не приглашает никто, – пробормотал Хохлов.

– Я тебя провожу, – предложил Димон Кузе. – Еще два словаскажу!

– Какие еще два слова, все равно ничего… – голосом ломаки истроптивца начал Кузя, но Пилюгин уволок его в коридор, и бормотание сталонеразборчивым.

– Всем пока! – неизвестно зачем объявил Хохлов и потащилсяпо широкому и светлому коридору в сторону гостевой спальни, где он тысячу разночевал, трезвый, пьяный, счастливый, несчастный, озлобленный на весь мир,любящий все человечество, раздавленный в прах, готовый к свершениям, унылый,веселый, какой угодно.

В спальне он стянул с себя одежду, пошвырял ее в кресло,решил, что душ принимать не станет – все равно ведь спать одному! Стоя в однихтрусах, изучил себя в зеркале, очень от этого расстроился, упал на кровать истал думать о том, что Кузя кретин, а у Димона, пожалуй, сложное положение.

Еще он подумал о том, что у него самого тоже положение нетак чтобы суперлюкс, потому что пролететь с таким заказом, как фанера надПарижем, он не может себе позволить, значит, должен или прибить Кузю насмерть,или найти другую контору для обсчета его драгоценных труб, а времени на этооставалось маловато. Да еще и не всякой конторе такие сложные расчеты можнодоверить.

Еще Хохлов подумал о том, что Родионовна тоже влипла, потомучто жить с Кузей невозможно, он лампочку и ту не умеет вкрутить, и даже думатьоб их совместной жизни противно, и Хохлов решил не думать, но все-таки думал, апотом пришел Кузя и стал вкручивать в люстру лампочку с противнымпродолжительным звуком – вж-жик, вж-жик…

– Пошел ты!.. – сказал ему Хохлов и проснулся.

В комнате не было никакого Кузи, и лампочек, как это нистранно, никто не вкручивал. Из кучи одежды, валявшейся на кресле, звонилмобильный телефон, заходился длинным жужжанием.

Хохлов посмотрел на часы. Третий час – самое глухое имрачное ночное время.

Кого разбирает звонить в третьем часу ночи ему намобильный?!. Или номером ошиблись?!

Сделав над собой все необходимые усилия, он выбрался изтеплой постели, увяз ногой в одеяле – в этом доме любили толстые, теплые,безразмерные одеяла – и взял трубку в ту секунду, когда телефон пересталзвонить.

«Непринятый вызов» было написано на экранчике, и Хохловсобрался было послать телефон куда подальше, но тут снова зажужжало – вж-ж,вж-ж!..

– Але! – сказал он в трубку. – Але, чего вам надо срединочи?!

– Хохлов? – спросили из трубки очень по-деловому и как-тобуднично, словно не было ничего странного в том, что у человека в третьем часуиз мобильного телефона спрашивают фамилию.

С Хохлова мигом слетел весь сон:

– Да.

– Дмитрий Петрович?

Он помедлил.

Мать или отец, пронеслось в голове стремительно и закрутилосьводоворотом. Кто из них?..

– Але, это Хохлов Дмитрий Петрович?

– Да.

– Так приезжайте. Контору вашу ограбили.

Хохлов ничего не понял.

– Вы чего, не проснетесь никак, что ли? Из милиции с вамиговорят! Приезжайте, ограбили вашу контору! Сигнализация сработала! Без вас мыне обойдемся. А вы где? Далеко?

От облегчения, оттого что – господи, спасибо тебе! –всего-навсего ограбили его контору, Хохлов сел в кресло, прямо на кучу одежды,и вытер совершенно сухой лоб.

– Але, вы меня не слышите? Или слышите?!

– Слышу.

– Вы где? Долго вам ехать?

– Пять минут, – ответил Хохлов. – Сейчас приеду. А вы ничегоне путаете? Точно мою контору ограбили?

– Послушайте, мужчина, – сказал голос в трубке, – мы ничегоне путаем. Офис научно-производственного объединения «Технологии-21» по адресу:улица академика Иоффе, один. Это ваш?

– Мой, – признался Хохлов. – А правда, «Технологии-21»глупейшее название?

Он еще не отошел от испуга, но голос в трубке не мог этогознать.

– Чего?

– Ничего, извините, – быстро сказал Хохлов. – Я буду минутчерез пятнадцать, я тут недалеко.

– Да уж постарайтесь.

Он быстро одевался и ни о чем не думал.

Ну, ограбили и ограбили, мало ли что!.. А может, ложнаятревога. Впрочем, у него в конторе и красть особенно нечего! Офис – несколькокомнат, где сидят секретарша, несколько инженеров, парочка юристов, Лавровский,работа которого заключается в том, что он должен обновлять и корректироватьсайт компании, и престарелая бухгалтерша в шали и пластмассовых очках.Бухгалтершей Хохлов особенно гордился, потому что она была коршуном. Орлом онабыла. Вернее, орлицей.

Вальмира Александровна – так ее звали, и, видит бог, онарешительно не могла бы быть Марией Ивановной или Настасьей Петровной. Онаявлялась виртуозом бухгалтерских отчетов, и нынешние профурсетки в подметки ейне годились! Она знала наизусть все нормативные акты, все формы отчетности ивсе время с энтузиазмом познавала новые, как поэму читала. Она вела делаХохлова с филигранной четкостью, как турецкий лоцман ведет по Босфоруамериканский авианосец, и ни разу не напоролась на мель. Хохлов знал по крайнеймере два случая, когда нечистые на руку конкуренты, акулы капитализма, таксказать, пытались подкупами и посулами переманить могущественную Вальмиру насвою сторону, но она осталась ему верна, и эта ее вера щедро оплачиваласьшефом. На Восьмое марта Хохлов первым делом покупал подарок ей, а уж потом всемостальным женщинам его жизни.

Он улыбнулся, натягивая штаны. А если и в самом деле украличто-то нужное?.. Компьютер, к примеру, или ее драгоценную бухгалтерскую базу?Вот тогда будет шум на весь мир, вот тогда она себя покажет, его любимая инезаменимая! Придется ментам на самом деле жуликов поискать, иначе орлицаВальмира их живьем склюет!

Он натянул свитер, на ощупь умылся в ближайшей ванной,вытерся полотенцем для рук, выдавил на указательный палец немного пасты и потерзубы – почистил вроде. Чище они, конечно, не стали, но во рту посвежело, и натом спасибо!

Он вышел в коридор, постоял, прислушиваясь, и, крадучись,стал пробираться к двери.