К тому моменту, когда я ее создал, она успела прожить неболее шести лет своей коротенькой смертной жизни. И хотя она все равно быумерла, не сделай я того, что сделал, – так же как умер бы Луи, если бы яне взял его к себе, – с моей стороны это был дерзкий вызов богам, закоторый впоследствии нам с Клодией пришлось расплатиться сполна.

Однако обо всем этом рассказал Луи в своем «Интервью с вампиром».Несмотря на все противоречия и абсолютное непонимание многих событий и явлений,ему удалось точно передать те обстоятельства, при которых Клодия, Луи и явстретились, и атмосферу, в которой мы прожили вместе шестьдесят пять лет.

В течение всего этого времени мы были самыми совершеннымивоплощениями нам подобных – трое приносящих смерть охотников, одетых в шелк ибархат, наслаждающихся таинственностью собственного существования в такомвеликолепном городе, каким был Новый Орлеан. Этот город позволял нам буквальнокупаться в роскоши и беспрерывно поставлял нам новых жертв.

И хотя Луи не знал этого, когда создавал свою летопись,шестьдесят пять лет – это поистине феноменальный срок для любых связей иотношений в нашей среде.

Что же касается той лжи, которую он напридумывал, то япрощаю его, потому что причиной тому послужили его богатое воображение, горечьи ожесточение, которые он носил в своем сердце, и его тщеславие, в конечномсчете не столь уж сильное. Я намеренно не проявлял при нем и половины своих возможностей,ибо он мучился сознанием неизгладимой вины и испытывал отвращение кпревращенному себе.

Даже его необыкновенная красота и бесконечное очарованиеоставались для него тайной. Мне кажется, заявление о том, что я стремилсязавладеть им ради плантаций, можно объяснить скорее его скромностью, чемглупостью.

Я вполне понимаю и его убеждение в том, что я был простымкрестьянином. В конце концов, он был одновременно утонченным и ограниченнымсыном среднего класса, претендующим, как и все колонисты-плантаторы, наистинный аристократизм, хотя он понятия не имел о настоящих аристократах, а япроисходил из древнего рода феодалов-землевладельцев, и мои предки имелиобыкновение облизывать пальцы во время обеда и швырять через плечо костисобакам.

Когда он заявляет, что я издевался над невинными людьми,сначала заводя с ними дружбу, а потом убивая их, откуда ему знать, что яохотился почти исключительно на жуликов, воров и убийц, храня верность даннойсебе в душе клятве убивать только всякого рода злодеев. Я и сам не ожидал отсебя столь твердого соблюдения собственного обета. Молодой француз-плантатор,например, которого Луи так идеализирует в своем рассказе, на самом деле былраспутником, убийцей и карточным шулером. В тот момент, когда я убил его, онбыл готов уже подписать документы и отдать принадлежащую его семье плантацию вуплату карточного долга. А те две проститутки, которых я убил на глазах у Луитолько ради того, чтобы досадить ему, напоили и ограбили многих матросов,которых после этого уже никто не видел в живых.

Впрочем, все это действительно незначительные мелочи. Онрассказал обо всем так, как сам воспринимал и оценивал события.

По сути своей Луи был поистине кладезем пороков и изъянов,демоном, который как никто другой умел произвести обманчивое впечатление ипоказаться вполне человечным. Даже Мариус не смог бы вообразить себе стольсострадательное и склонное к размышлениям существо, джентльмена до мозгакостей, додумавшегося учить Клодию пользоваться столовыми приборами, притом чтоона, благослови, Господи, ее черную душу, совершенно не нуждалась ни в ложке,ни в вилке.

Его полная слепота в отношении порывов и переживаний другихбыла неотъемлемой частью его очарования наряду с беспорядочной гривой черныхволос и вечно трагическим выражением, застывшим в его зеленых глазах.

Стоит ли мне рассказывать вам о том, как, несчастный иохваченный беспокойством, он не раз приходил ко мне и умолял никогда его непокидать, о наших с ним разговорах, о том, как мы разыгрывали перед Клодиейсценки из пьес Шекспира, чтобы хоть немного развлечь ее, или рука об рукуотправлялись в прибрежные кабачки или на респектабельные балы, чтобыпотанцевать с очаровательными смуглокожими квартеронками?

Все это вы можете прочесть между строк и обо всемдогадаться.

Важно лишь то, что, сделав его вампиром, я обманул и предалего. Так же как и Клодию. И я прощаю ему глупости, которые он написал, потомучто он рассказал правду о мрачном удовлетворении, которое получали все мы и накоторое совсем не имели права в те прекрасные десятилетия девятнадцатого века,когда исчезли вычурность и чванливое позерство прежних времен и чудесная музыкаМоцарта и Гайдна уступила место величественной музыке Бетховена, иногдаказавшейся мне удивительно похожей на мои воображаемые колокола ада.

У меня было все, что я хотел, что я всегда жаждал иметь. Уменя были они.

Это позволяло мне хотя бы на время забыть о Габриэль, оНики, даже о Мариусе и пустых глазах и бесстрастных лицах Тех, Кого СледуетОберегать, о ледяном прикосновении руки Акаши и жаре, которым была наполнена еекровь.

Однако я всегда хотел узнать еще очень многое. Чем можнообъяснить столь продолжительную жизнь, описанную им в «Интервью с вампиром»?Почему нам удалось просуществовать столь долго?

В течение всего девятнадцатого века писатели «раскрывалисекреты» вампиров. Создание доктора Полидори лорд Рутвен уступил место сэруФренсису Варнею, герою дешевых ужастиков, а после появилась восхитительная ичувственная графиня Кармилла Карнштейн Шеридана Ле Фану.

И наконец – величайшая пародия на вампиров косматый славянинграф Дракула, который, несмотря на умение превращаться в летучую мышь идематериализоваться, когда ему вздумается, как улитка ползает по стенамсобственного замка – видимо, ради собственного развлечения. Все эти выдуманныесоздания в определенной мере удовлетворяли ненасытный аппетит любителей«средневековых и фантастических романов».

Мы трое воплощали в себе самую сущность распространенных вдевятнадцатом веке представлений о нам подобных – мы были холодны и надменны,как истинные аристократы, всегда элегантны и совершенно безжалостны, мы былипреданы друг другу и всегда готовы защищать свои владения. Правда, никто из намподобных нас не тревожил.

Возможно, нам удалось поймать тот самый подходящий момент вистории и найти необходимый баланс между чудовищным и человеческим. Уловитьвремя, когда рожденная моим воображением «романтика вампиров» должна былаобрести свое очарование и воплотиться в развевающемся черном плаще, черномцилиндре и в выбивающихся из-под лиловой ленты сверкающих локонах маленькойдевочки, волнами падающих на пышные рукава ее полупрозрачного шелкового платья.