Да, память иногда играет с нами злые шутки. Возможно, нашпоследний разговор, сделанное мне предложение и последующая мучительная боль былине более чем плодом моего воображения. Слезы… бесконечные слезы… Но я твердознал, что впоследствии он приходил еще не один раз. Время от времени я слышалего шаги за стенами дома, слышал, как он бродил по улочкам старого Садовогоквартала. Мне хотелось позвать его, сказать ему, что все мои слова – ложь, чтона самом деле я люблю его… люблю…

Однако пришло время примириться. Пора наступить долгомупериоду голода. Пора уйти глубоко под землю, чтобы спать там и видеть сныбогов. Но разве мог я рассказать Арману о божественных снах?

У меня больше не осталось ни свечей, ни масла для ламп.Где-то в надежном месте мною был оставлен сейф, наполненный деньгами идрагоценностями, в котором также находились письма к моим адвокатам и банкирамс указаниями, каким образом им следует в дальнейшем вести мои дела ираспоряжаться моим имуществом.

А потому я мог теперь спокойно скрыться под землей, зная,что меня никто не потревожит, во всяком случае здесь, в этом старом городе сего постепенно разрушающимися памятниками прежних эпох. Жизнь вокруг будетпродолжать идти своим ходом.

При свете, льющемся с небес, я продолжал читать о СэмеСпейде. Взглянув на обложку журнала, я увидел год издания – 1929-й. Мне этопоказалось невероятным. Я поймал еще нескольких крыс, чтобы напиться их крови иподкрепить силы, необходимые для того, чтобы зарыться поглубже.

Земля приняла меня в свои объятия. В ее сырой глубинеползали какие-то живые существа, иногда касавшиеся и моей высохшей плоти. Ядумал о том, что, если мне суждено когда-нибудь возродиться, если сужденоувидеть хотя бы клочок ночного звездного неба, я никогда больше не совершу ниодного дурного поступка. Не стану убивать невинных. Клянусь, даже когда мнеприходилось убивать слабых, это были лишь те, кому не на что было надеяться, ите, кто так или иначе был обречен на смерть. Я никогда больше не совершу ТемныйОбряд. Я лишь… я лишь хочу быть тем самым «вечным знанием», только и всего.

ЖАЖДА… БОЛЬ… СИЛЬНАЯ, ОСЛЕПЛЯЮЩАЯ КАК МОЛНИЯ…

Перед моими глазами возник Мариус. Я видел его такотчетливо, что это не могло быть сном. У меня даже защемило сердце. Каквеликолепно он выглядел! Он был одет во вполне современный костюм, сшитый,однако, из красного бархата. Светлые волосы были коротко острижены и зачесаныназад, оставляя открытым лоб. Этот новый, современный Мариус обладал обаянием иочарованием, в нем чувствовались жизнерадостность и энергия, которые преждеоставались для всех скрытыми – возможно, виной тому была его манера одеваться вте времена.

Он находился в каком-то ярко освещенном зале и делалпоистине удивительные вещи. На треноге перед ним был укреплен черный аппарат, иправой рукой он крутил его ручку. Он снимал фильм, роли в котором исполнялисмертные. При виде того, как он двигается, разговаривает с ними, объясняя, какследует держаться, как обнимать друг друга, как танцевать, сердце мое частозабилось и готово было выскочить из груди. Вокруг стояли нарисованныедекорации. А за окнами студии виднелись высокие кирпичные дома и слышался шумпроезжающих мимо автомобилей.

Нет, это не сон, говорил я себе. Он действительно там, и всепроисходит на самом деле. Если бы только я мог увидеть, что это за город,узнать, где он находится! Если бы только мог услышать его слова и понять, накаком языке он разговаривает с молодыми актерами! «Мариус!» – хотел крикнуть я,но плотный слой земли заглушил мой крик.

Теперь перед моим мысленным взором возникла иная картина.

Мариус спускался в просторной кабине лифта куда-то глубокопод землю. Взвизгнули и лязгнули металлические двери. Мариус вошел в огромноесвятилище Тех, Кого Следует Оберегать. Как же отличалось оно от прежних! Небыло ни египетских надписей и рисунков, ни аромата цветов, ни блеска золота.

Высокие стены покрывала живопись в стиле импрессионистов,мириады разноцветных пятен и фрагментов создавали картину современного мира –неспокойного, непостоянного мира двадцатого века.

Самолеты летели над залитыми солнечным светом городами,высокие башни поднимались над металлическими арками мостов, стальные кораблибороздили серебристые воды морей. Это была поистине картина вселенной,уничтожающая те стены, на которых была изображена, и расширяющая пространствозала, в котором находились по-прежнему безмолвные и неподвижные, совершенно неизменившиеся за прошедшие века Акаша и Энкил.

Мариус ходил по залу мимо темных, непонятно что изображающихскульптур, мимо телефонных аппаратов и пишущих машинок, стоящих на деревянныхподставках. Он поставил перед Теми, Кого Следует Оберегать, огромный ивеличественный граммофон. Потом осторожно опустил иглу на вращающийся дискпластинки. Из металлической трубы полились волшебные звуки «Венского вальса».

Мне вдруг стало смешно. Это чудесное изобретение словнопредлагалось им в качестве подарка, своего рода жертвы. Возможно, звукипрекрасного вальса теперь пропитывают воздух вместо благовоний?

Однако это было еще не все. На стене Мариус развернулбольшой белый экран. А затем с возвышения за спинами богов начал показывать имфильмы с участием смертных. Не произнося ни звука, Те, Кого Следует Оберегать, наблюдализа мелькающим на экране изображением. Блики электрического света отражались отих белой кожи, а сами они больше походили на статуи в музее.

А потом произошло самое удивительное. Дергающиеся на экранефигурки заговорили. Их голоса слышны были даже сквозь громкие звуки «Венскоговальса», несущиеся из трубы граммофона.

Я буквально застыл от возбуждения и радости, охватившихменя. И вдруг мною овладело горькое чувство, я понял, что все это только сон.Потому что на самом деле эти маленькие фигурки на экране не моглиразговаривать.

Зал и все чудеса, которые в нем находились, постепеннорастаяли, скрылись в мутном тумане.

Ах, как глупо с моей стороны позволять себе воображать всеэто. А все потому, что я насмотрелся немых фильмов в маленьком театрике подназванием «Счастливый час», все из-за того, что из окрестных домов до менядоносились звуки граммофонов. Мой сон был навеян реалиями жизни.

А «Венский вальс» возник из тех видений, которые посылал мнеАрман. И воспоминания разрывали мне сердце.

Ну почему в попытках обмануть самого себя я не проявил чутьбольше изобретательности и ума, почему не заставил остаться немыми этидвижущиеся картинки? Тогда я смог бы и дальше воспринимать свой сон какреальность.

Было, однако, еще одно доказательство того, что все это былоне более чем плодом моего воображения, – дерзкая и безумная фантазия: моявозлюбленная Акаша говорила со мной!