Граф ответил:

— Я как-то не останавливался расспросить подробно, прости. Да и Бога тут не встретить. Не его лужайка. Ни Будды, ни Иисуса, но с этой немочью и я как-нибудь справлюсь.

Мертвецы выбрались на дорогу перед мостом, бесстрашно (да и чего им было бояться) двинулись навстречу машине.

— Охохо, с рождеством барона Субботыы! — Пятница оскалился, глаза сверкнули рубинами.

Катафалк взвыл на полтона выше, и черной секирой врезался в горелое мясо. Запах жаркого проник в салон, Артема замутило. Кадиллак легко прорубал дорогу хромированным бампером, ошметки плоти летели на стекла, под колесами хрустели кости. Оторванная по плечо рука с золотыми часами, кувыркаясь, ударилась в лобовое стекло, стукнулась о капот, проскребла, еще шевелящаяся, растопыренными черными пальцами, вцепилась в дворник. Движение рычажка под рулем — она улетела прочь.

Они вырвались на мост, в очистительное пламя, и мертвецы отстали, несколько самых рьяных, корчась, упали в лаву внизу и летели долго, долго, размахивая конечностями. Артем не успел увидеть их падение. Катафалк, равнодушный к огню, лихо промчался по усеянному трещинами настилу и выскочил на дорогу. Через пару минут река Флегетон осталась воспоминанием. Кошмарным.

Небо расчистилось, открылась густая ночная синева. Только без звезд. Зато есть луна, низкая, багряная лампада. Не родная, но Артем обрадовался ей как родной.

— Виновники смертоубийств, те кто убивал, подогревал, оплачивал и благословлял… они тут по заслугам, дети, не исходите на жалость. Те кто сохранил каплю совести сюда не попадают.

Кадиллак сбросил скорость. Не похоже, чтобы огненное крещение как-то ему повредило. Теперь горы вокруг стали выше, ах да… появилась растительность. Низкие, кособокие деревца, сначала голые, потом все чаще с жалкими, но листиками.

— Тут уже нечего бояться, — голос Пятницы был печальным, но мирным. — Я тут бывал когда-то. У своих близких, кто задержался по эту сторону реки. Мой konseye, учитель, встречал меня, пока не ушел совсем. Достойный был человек. И умер достойно, tonbe nan batay, пал в бою с демоном желтой лихорадки. Не то что я, грешный dunce![8]

— Не переживай ты так, — сказал Артем. — Иначе б мы не познакомились.

— И меня бы уже на свете не было, — добавила Геля, погладив бровь. — Глупости, граф, простите. Вы мой добрый гений.

— Ох, умеют женщины льстить, — Пятница уже улыбался, тепло и нежно, — о змееволосое хитромудрое племя, занми Евы. Тогда просьба, так перейдем на ты? В вашем языке это большая разница.

— Конечно, раз тебе проще.

Фары больше не светили красным, мотор не завывал, но мчал катафалк столь же быстро. По сторонам дороги появилась трава, все выше и гуще.

Дальний свет упал на голубой указатель, вполне обычного вида, с белыми буквами.

Styx fl. Natantes non commendatae![9]

"Не суйся в воду" — перевел Пятница, — И правда, плохая идея. Уже скоро.

Дорога раздвоилась, катафалк свернул направо, и скоро вкатил в настоящую рощу. Мимо стекла пронеслась птица, именно птица, Артем различил ясно. Луна уже не казалась багровым оком, висела большая и желтовато-белая, как круг сыра.

Дорога превратилась в гравийку, на ход машины это не повлияло, разве что к звуку мотора прибавился шелестящий шепот под колесами. Здесь Артем не ощущал ни боли, ни страха, ни тоски. Лес выглядел дружелюбным и мирным. Воспоминания о дороге сквозь ад таяли. Кажется, он мог бы остаться навсегда.

— Испарения Стикса, мои малыши, тут не опасны, но не стоит ходить в сторону реки. Да, если затрещит козодой, не пугайтесь. Они тут бывают нередко, провожают души. Ну, вот и приехали.

Поворот, и деревья расступились.

Катафалк подкатил к белому одноэтажному дому с островерхой крышей. За домом что-то мерцало, наверное, река Стикс. В лунном свете и свете фар жилье казалось самым обычным, одно из окон слабо светилось. Ничего зловещего. Никакого забора, низкое крыльцо с белыми перильцами, застекленная дверь. Над дверью Артем различил прибитую кверху концами подкову, милое суеверие.

— Мама… мама всегдахотела похожий дом, — прошептала Ангелина. Машина встала у крыльца.

— Прошу на выход, такси дальше не пойдет. Таксист устал и хочет пива. И размять, наконец, кости, — сказал Пятница.

Они открыли дверцы одновременно. Вышли. В ноздри Артема поплыл запах душистого табака, ох, как давно он его чуял у больницы, еще какой-то зелени. Это ад?

— Это ад, да не совсем. Место, где ждут прощения, забывают горе, и где находят потерянные пути, но не везде Стикс такой, бывает куда хуже, — сказал знакомый голос за плечом.

Артем обернулся и невольно цыкнул зубом.

За ним возвышался великий лоа, граф Пятница таким, каким он видел его во сне. В зеленой хламиде, с золотым венцом на бритой голове. Совершенно натуральный с виду. И он ухмылялся.

— Граф, вы… ты вернулся? — Геля подошла, хрустя гравием, протянула тонкую белую руку, словно не веря.

Старый негодяй слегка поклонился, взял ее ладонь и поцеловал.

— Только пока мы здесь. Я же говорю, место, где находят себя.

— А ты не хотел бы тут остаться? — Артем оглянулся и ощутил на лбу дыхание речной свежести.

— Если бы хотел спокойной…гммм, послежизни. Но я не хочу. Когда-нибудь, когда искуплю грехи, и я, наверное, пойду к лодке старого дурака и переправлюсь на тот берег. Жаль будет оставлять его, — Пятинца похлопал по крыше катафалк, — хоть и надоел проклятый.

Артем поглядел, и не нашел на машине и следа приключений. Ни ошметков горелой плоти, ни вспученной от огня краски, ни трещин винилового верха… блистающий хром, целехонькие шины. Однако же.

— Идем же, она ждет, — сказал Пятница и слегка подтолкнул Ангелу к дому. — хоть дети не собаки[10], но ты ей, я думаю, дороже жизни.

Ангелина пошла первой, Артем чуть позади, готовый, если что, заслонить ее. Брякнул дверной колокольчик, дверь открылась. На пороге стояла ангелинина копия.

Такая же высокая, то же лицо, видное до черточки, золотые волосы распущены по белому летнему платью до пят. Она улыбнулась и вытянула руки.

— Гелька, нашла меня, белочка моя?!

Геля бросилась к ней, обхватила и ткнулась лицом в плечо.

4

Артем ожидал, в общем-то, чего угодно. Одушевленного дома, с душой Моцарта, где играют летающие скрипки. Или стен, уходящих в бесконечность… но нет.

Самое обычное жилище. И даже дверь санузла была — обычный санузел, с голубеньким полотенцем и зубной щеткой в стаканчике. Зубная щетка в аду. Колгейт. Артем воспользовался удобствами, и потекла обычная с виду вода, под краном помыл руки — пить ее он бы не рискнул.

На стене гостиной висело большой яркое фото — семья Ставер. Ксения, моложе и красивее, Ставер с совсем черными волосами