на свой обычный вид, и озадаченно всматривался вдаль.

— Ага, вот он и до нас добрался! — прихватив из дома метлу и тяжело опираясь на нее при каждом шаге, Фафнир выскочил наружу, его дрожащий палец торжествующе уткнулся в грудь Ристафала. — Что скажешь? Теперь не удастся тебе отвертеться, нет!

— Может, спровадить его к троллям в подмастерье… — словно про себя пробормотал хранитель, но Марна покачала головой.

— Не трать зря сил, сынок. Лети. Против этой силы серебро не поможет, так попробуем золото.

***

Золотистый рой мошкары неусыпно следил за продвижением засухи. Мало бы кто разглядел в мельтешащем облаке очертания крохотных тел. Эльфийской магии хватало, чтобы продержаться пару дней, затем жаркое дыхание зверя становилось слишком невыносимым, и один отряд сменял другого, продолжая тщательно докладывать обо всем королевской чете. Пока что Черная Тень, как окрестили зверя в округе, вел себя крайне непредсказуемо: то иссушал до дна глубокие озера, то пополнял реки, то внезапно исчезал, растворяясь в воздухе, так что разведчикам приходилось не один час кружить по лесу, прежде чем снова обнаруживались его округлые, глубоко вдавленные в землю следы, похожие на отпечатки массивных бревен.

Никто не мог предугадать, куда направится тень завтра. Но как только деревья начали желтеть в окрестностях золотого озера, маленький народец запаниковал.

Темный Граф нарушил обещание, покусившись на сердце их магии. Лесу не впервой было оправляться от ран, нанесенных егерями и дровосеками. Но осквернять место, где был заключен союз лесных племен и хранился ключ жизни — это уже переходило все границы.

Но не успело золотое облачко подняться в воздух, как его разметал порыв горячего ветра — а после ударил по едва заметной среди деревьев, полупрозрачной фигуре тени. Зверь как раз подошел к самой кромке, опустив вытянутую, словно высохшую, собачью морду. По воде пошли грязные круги, и озеро принялось мелеть на глазах.

— Что там?

— Ничего не видно, — пожаловалась Ханна, пытаясь отыскать в подзорную трубу очертания тени.

— Может, поближе подберемся? — Коори подмигнул другу, и у обоих в мгновение ока выросли покрытые молодой листвой ветви-крылья. — Мы мигом!

— Дай сюда! — незаметно подобравшись, Фафнир попытался было выхватить трубу из рук девочки. Но со вчерашней ночи сил у него было меньше, чем у призрачного духа в канун Дня всех душ. Нерастерявшаяся Марна живо вырвала у него волосок из жиденькой шевелюры и легонько подула.

— Нет, а можно было так раньше сделать? — расхохотались фейри, глядя сверху на уменьшающуюся, словно тающий сахар, рассеянно озирающуюся фигуру. В новом виде маг напоминал одну из тех игрушек, что выступали в бродячем кукольном театре: крохотные сморщенные кулачки, лицо-картошка и скроенный из ветоши балахон. Не взирая на его протесты и попытки скрыться в высокой траве, Марна поймала колдуна и засунула его в один из своих глубоких карманов.

В это время в лесу что-то гулко ухнуло, а после в небе показались огненные всполохи, как во время пожара.

— Мы сейчас слетаем, посмотрим.

— Цыц, — прикрикнула на них Марна и угрожающе подняла руку. — Может, мне и вас тоже уменьшить, от греха подальше? Сядьте рядом и близко к тому месту не подлетайте.

— Но вдруг ему нужна помощь? — чуть не плача возразила Ханна. И фейри, как ни старались, не смогли сдержать смешок. Старуха смерила их строгим взглядом.

— Справится, ему не привыкать.

Ох, каким же жаром несло из разверстой пасти зверя! Стоило Ристафалу показаться, как тонкий хвост, который до сих пор пес трусливо поджимал между ног, превратился в сыплющую огненными искрами змею, как у мифической химеры. Неповоротливый прежде, теперь зверь вертелся волчком и подпрыгивал чуть ли не выше деревьев — а они превращались в опаленные головешки и рассыпались снопами раскаленного песка.

Вскоре вокруг стало нечем дышать от клубящегося в воздухе ядовитого пепла и обжигающей золы. Никогда еще Ристафал не сталкивался с подобным колдовством. От зверя веяло чужеродной магией из далекой страны, где все реки давным-давно высохли, а земля растрескалась, тщетно ожидая хоть капельку влаги с звенящего зноем безоблачного неба. На миг растерявшись, он едва не пропустил удар — и очнулся на скале, потеряв при ударе свой воздушный облик.

— Теперь не уйдешшь, — расцвеченное узорами тело чудища словно распахнулось, и в языках пламени хранитель увидел лицо колдуньи. Один глаз блестел, как крупный агат, другой поражал кристально-чистой глубиной, увенчанные звенящими браслетами длинные руки жадно тянулись к резной головке ключа. Заполучи она силу солнца вкупе с магией огня и воды — и все пропало.

Весна, — прошептал он пересохшими губами, и сердце внутри отозвалось песнью жаворонка. Привстав из последних сил, Ристафал протянул руку — там, в переплетении змеиных ожерелий и набухших корневищ, гулко билось темное сердце зверя.

Всего один лучик — тонкий, как вязальная спица, но звеняще-светлый. Чудо-пес успел только захрипеть от боли, а лицо ведьмы удивленно вытянулось — и распалось опаленными головнями. В руке у него пылали руны, вырезанные на куске дерева. Чужая магия шипела проклятья, не желая сдаваться, но рассыпалась струйкой пепла, стоило ему сжать пальцы.

Траурная лента

Король умер!

По традиции, эта фраза имела продолжение. Но теперь, когда единственный наследник пропадал неизвестно где, а кузен так и не успел зарекомендовать себя среди министров, на месте трона зияла пустота. Холодная неизвестность, путь в никуда.

Черные камзолы со звенящими орденами, черный креп на лошадях, тянущих повозку, черные рясы аббатов в лиловом тумане из кадильниц. Черный всадник на королевском коне — хотя за наглухо опущенным забралом нельзя было разглядеть лица, королева почти не сомневалась, что роль покойного взял на себя Хокан. Под опущенным знаменем с перевернутым гербом ехала тень ее мужа. Король умер, но все еще здесь, пока не смолкнут последние напевы заупокойной мессы.

До последнего Агнетта надеялась, что все наладится. Что Свейн вернется, они сыграют свадьбу, а потом… Потом она с новыми силами вольется в игру за власть, ведь — о, никто и не подозревал, насколько искусно она умела плести интриги, выигрывая одну партию за другой.

Но теперь, шествуя за катафалком, она мало что понимала. Будущее казалось размытым, затянутым в траурную вуаль. Королева с отвращением отшатнулась от лицемерного сочувствия Эммы, подошедшей рука об руку с кузеном — так, чтобы было видно помолвочное кольцо с бриллиантом. Где Эрланд его взял, не из ее ли шкатулки?

Да пусть его, неважно.

Все эти дни она не расставалась лишь с сердоликовой вишней, оправленной в серебро. Накануне, пару дней назад, камень вдруг потух, а серебро окрасилось чернью. Долгих два часа она