— Ну, например? — осторожно спросил сэр Чарлз. Но миссисЛеки решила, видимо, что с нее довольно. Взгляд у нее стал какой-тоотсутствующий. Мало ли что служанки болтают, не в ее правилах повторять всякиесплетни. Порядочная женщина никогда не станет этого делать.

— Не могли бы вы описать его наружность? — спросил мистерСаттертуэйт в надежде снова ее разговорить. Миссис Леки и впрямь оживилась:

— Охотно, сэр. Очень почтенный джентльмен, седой, носитбакенбарды, немного сутулый. Видно, недавно начал полнеть, и это его оченьзаботило. Руки у него вроде немного трясутся, но не думайте, не по той причине.От спиртного он воздерживался.., не в пример многим. Сдается мне, у него что-тонеладно с глазами, слезятся, что ли, от света. Он почти всегда ходил в очках.

— А какие-нибудь особые приметы есть? — спросил сэр Чарлз. —Шрам? Родимое пятно? Изуродованные пальцы?

— Нет, ничего такого не было, сэр.

— Насколько проще все в детективных романах, — вздохнул сэрЧарлз. — Уж там-то всегда имеются особые приметы.

— У него не хватает одного зуба, — сказал мистерСаттертуэйт.

— Возможно, сэр. Но сама я этого не замечала.

— А как он вел себя в тот вечер, когда был убит сэрБартоломью? — спросил мистер Саттертуэйт.

— Право, ничего не могу сказать, сэр. Понимаете, у меня былополно хлопот на кухне. Где уж было мне что-то заметить!

— Да-да, понимаю.

— Когда мы узнали, что хозяин скончался, нас как громомударило. Мы с Беатрис уж так рыдали, никак не могли успокоиться. Девушки,конечно, тоже были не в себе. Мистер Эллис держался спокойно, он ведь здесьновенький. Он проявил сочувствие и заставил нас с Беатрис выпить немногопортвейна, чтобы мы чуток пришли в себя. Подумать только, что все это время он…Негодяй!

Миссис Леки задохнулась от негодования.

— Насколько я понял, он исчез ночью?

— Да, сэр. Ушел в свою комнату, а утром его уже и следпростыл. Тут-то его полиция и заподозрила.

— Да, большая глупость с его стороны. А вы не знаете, какему удалось удрать?

— Понятия не имею. Полицейские всю ночь стерегли дом, и онине видели, чтобы он выходил… Полицейские, конечное дело, тоже люди, хоть и напускаютна себя такой вид, что не подступишься. Подумать только, врываются в приличныйдом и везде суют свой нос…

— Говорят, здесь есть какой-то подземный ход, — сказал сэрЧарлз.

Миссис Леки фыркнула.

— Кто говорит-то? Полицейские!

— А может быть, и правда есть?

— Да всякое говорят, — неохотно выдавила миссис Леки.

— Где же вход в него, вы не знаете?

— Нет, сэр. Если он и существует, этот самый подземный ход,так от слуг это надо держать в тайне. Чтобы соблазну не было, не то горничныеповадятся убегать из дому. Мои-то девушки и входят и выходят только черезчерный ход. И мы всегда знаем, где они.

— Весьма похвально, миссис Леки. Отдаю должное вашеймудрости, — сказал сэр Чарлз, и миссис Леки вся расцвела от его слов.

— Нельзя ли нам прямо сейчас поговорить с другими слугами?

— Конечно, можно, сэр, но едва ли они смогут что-нибудьдобавить к тому, что я рассказала.

— О, конечно, конечно, я понимаю. Но я хотел бы узнать нестолько об Эллисе, сколько о самом сэре Бартоломью… Как он держался в тотвечер, ну и так далее. Он ведь был мой друг.

— Как не знать, сэр, как не понимать! Можно поговорить сБеатрис и с Алисой. Алиса как раз прислуживала за столом.

— Да, мне бы хотелось с ней побеседовать.

Миссис Леки, однако, ревностно чтила служебную иерархию ипотому первой прислала старшую горничную Беатрис Черч. Это была рослая,худощавая женщина со строго поджатыми губами и выражением воинствующейдобродетели на лице.

Задав миссис Черч несколько ничего не значащих вопросов, сэрЧарлз подвел разговор к интересующей его теме. Как держали себя гости? Какоевпечатление произвела на них смерть сэра Бартоломью? Что говорили? Что делали?

Беатрис заметно оживилась: люди нередко находят в чужомнесчастье некое странное удовольствие.

— Значит, мисс Сатклифф, так на ней просто лица не было.Она, бывало, и раньше у нас гостила. Я ей говорю, может, выпьете, мисс, немногобренди, а то, мол, чаю крепкого принесу, так она, бедняжка, и слышать ничего нехотела. Только таблетку аспирина и приняла. Ни за что, говорит, не усну. Утромприношу ей чай, а она спит себе, как дитя.

— А миссис Дейкерс?

— Ну, эту леди ничем не проймешь! Похоже, Беатрис не питалаособой симпатии к Синтии Дейкерс.

— Только и думала, как поскорей отсюда улизнуть. Всебоялась, как бы ее дела не пострадали. Как же, известная портниха в Лондоне,мистер Эллис говорил нам.

С точки зрения Беатрис, шитье, пусть даже и для знатных, всеравно — ремесло, то есть занятие малопочтенное.

— Что делал ее муж?

Беатрис фыркнула.

— Что делал? На виски налегал, чтобы успокоиться.., иличтобы взбодриться, не знаю.

— А леди Мэри Литтон Гор?

— О, это настоящая леди. — У Беатрис даже голос потеплел. —Моя бабушка служила в доме ее отца. Говорят, в молодости леди Мэри былакрасавица. Ну и что же, что она теперь небогата, все равно она благороднаяледи… Всегда такая уважительная, никаких забот-хлопот с ней нет, и говоритвсегда так ласково. Дочка у нее тоже славная девушка. Не сказать, чтобы онихорошо знали сэра Бартоломью, но обе очень горевали.

— Что вы думаете о мисс Уиллс?

На лице у Беатрис вновь появилось жесткое выражение.

— Не знаю, что и сказать про нее. Что у нее на уме, неразберешь.

— А о ней самой что вы думаете? — повторил сэр Чарлз. — Нуже, Беатрис, смелее!

Улыбка вдруг вспыхнула на деревянном лице Беатрис.

Сэр Чарлз держался с ней так приветливо, так по-мальчишескиоткрыто, что она не могла противиться его непобедимому обаянию, столь хорошознакомому зрителям.

— Право, сэр, не знаю, что и сказать.

— Ну, просто расскажите, какие мысли, какие чувства вызываету вас мисс Уиллс.

— Да никаких, сэр. Она, само собой, будет, как бы этосказать…