Важная вещь — пугающая — это то, как ее глаза смотрели наменя. Я всегда понимала: если девушка сходит с ума по какому-нибудь парню, тоее глаза напоминают люстру, в которой зажжены все лампочки. Когда я искалатакой искрящийся свет в глазах Селены, то не находила его… но это было еще несамое плохое. Тот свет, который был в них прежде, тоже ушел — вот что былоужасно. Смотреть в ее глаза было все равно что смотреть в окна пустого дома, изкоторого выехали жильцы и забыли закрыть ставни.

Наблюдение за этим открыло мне глаза, и я начала замечатьмножество мелочей, которые я могла увидеть и раньше — должна была увидеть, еслибы не работала как лошадь и если бы не обвиняла себя в том, что Селена видела,как я угрожала ее отцу.

Первым моим открытием было то, что причина была не только вомне — она шла и от Джо. Селена перестала выходить поговорить с ним, когда Джочинил мотор или делал что-нибудь по хозяйству, и перестала сидеть на ручке егокресла, когда мы смотрели телевизор. Если она и оставалась сидеть в гостиной,то устраивалась в углу на кресле-качалке с вязанием на коленях. Но чаще всегоона не оставалась с нами. Селена уходила в свою комнату и закрывала за собойдверь. Казалось, Джо даже не замечает этого. Он просто откидывался в своемкресле и держал на руках Малыша Пита, пока не приходило время укладывать егоспать.

Вторая причина была в ее волосах — Селена перестала мытьголову каждый день, как раньше. Иногда волосы казались такими жирными, чтоможно было на том жиру даже поджарить яйца, а это уже совсем не было похоже наСелену. У нее всегда был отличный цвет лица — персик с молоком, это онаунаследовала от Джо, — но в тот октябрь прыщики на ее лице расцвели, какодуванчики после Дня Поминовения. Румянец исчез с ее щек, пропал также иаппетит.

Она по-прежнему общалась со своими лучшими подружками —Таней Кэрон и Лаурой Лэнгилл. Селена ходила к ним время от времени, но вовсе нетак часто, как раньше. И этот факт заставил меня вспомнить, что ни Таня, ниЛаура не приходили к нам в дом с тех пор, как начался учебный год… и, можетбыть, даже в последний месяц каникул. Это напугало меня, Энди, и это склониломеня даже к более внимательному наблюдению за моей девочкой. И то, что яувидела, напугало меня еще больше.

Например, то, как она меняла свою одежду. Не просто одинсвитер на другой или юбку на платье; она изменила весь стиль своей одежды, иэти изменения были в худшую сторону. Во-первых, одежда абсолютно неподчеркивала ее фигуру. Вместо того чтобы носить в школу юбки или платья,Селена надевала свободные джемпера. Они делали ее толще, хотя она былахуденькой.

Дома она надевала мешковатые свитера, доходившие ей доколен, и я никогда не видела Селену в джинсах. Выходя на улицу, она наматывалана голове уродливый тюрбан из шарфа — нечто настолько большое, что нависало надее бровями и делало ее глаза похожими на двух диких зверьков, выглядывающих изпещеры. Она походила на мальчишку-сорванца, но я считала, что с этим ужепокончено, когда Селене исполнилось двенадцать. Однажды вечером, когда я вошлак ней в комнату, забыв предварительно постучать, Селена только что снялаплатье, оставшись в одной комбинации, и она, должна я вам сказать, вовсе ненапоминала мальчика.

Но самым плохим было то, что она стала очень мало разговаривать.Не только со мной; судя по нашим отношениям, я могла понять это. Однако Селенаперестала разговаривать со всеми. Она сидела за обеденным столом, опустивголову и пряча глаза, а когда я пыталась заговорить с ней, расспрашивая, какпрошел ее день и тому подобное, то в ответ получала только: «Нормально. Хорошо»— вместо целого потока болтовни, как обычно. Джо-младший тоже пыталсяразговорить Селену, но тоже наткнулся на каменную стену молчания. Он поглядывална меня с изумлением. А как только заканчивался ужин и тарелки были вымыты, онауходила из дома или поднималась к себе в комнату.

Прости меня, Господи, но сначала я думала, что у нее все этопроисходит из-за марихуаны… и не смотри на меня так, Энди, как будто я непонимаю, о чем говорю. В те дни это называлось именно так, а не просто«травка», но это было одно и то же, и на острове было достаточно людей,употребляющих ее… Большое количество марихуаны перевозили через островконтрабандой, как и сегодня, и некоторое количество ее оседало здесь. Тогда ещене было кокаина, слава Господу, но если бы вам захотелось покурить травки, выбез труда нашли бы ее. Как раз в то лето был арестован Марки Бенуа — у негообнаружили четыре тюка товара. Возможно, именно из-за этого такая мысль взбреламне в голову, но даже спустя столько лет я не представляю, почему я настолькоусложняла столь очевидные вещи. Настоящая проблема и причина всех бед сидела застолом прямо напротив меня, чаще всего нуждаясь в мытье и бритье, и я смотрелапрямо на него — Джо Сент-Джорджа, самого большого скандалиста островаЛитл-Толл, ни на что не годного человечка — и думала, что, может быть, мояхорошая девочка курит марихуану и поэтому остается в школе после уроков. И этоя, которая утверждает, что мать научила ее уму-разуму. Господи!

Я уже раздумывала над тем, чтобы устроить тайный обыск вкомнате Селены, но потом сама эта мысль вызвала во мне отвращение. Какая бы яни была, Энди, но я надеюсь, что я не способна на подобную гнусность. И я, дажевидя, что теряю столько времени, обходя углы и набивая шишки, все же решилаподождать, надеясь, что проблема разрешится сама собой или Селена сама всерасскажет.

Затем наступил день — незадолго до Хэллоуина note 5, потомучто Малыш Пит положил бумажную ведьму у входа в дом, насколько я помню, — когдая должна была пойти к Стрэйхорнам после ленча. Я и Лайза Мак-Кенделлессобирались проветрить капризные персидские ковры — это нужно делать каждыешесть месяцев, иначе они выцветут или еще что-нибудь. Я надела пальто,застегнула его и уже почти дошла до дверей, когда подумала: «Зачем же ты наделатакое теплое пальто, дурочка? На улице по крайней мере шестьдесят пять градусовжары по Фаренгейту, как летом в Индии». А потом этот внутренний голос вернулсяи сказал: «Не может быть, чтобы было шестьдесят пять; скорее всего, на улицесорок. К тому же очень сыро». Вот так я и поняла, что не пойду ни к какимСтрэйхорнам сегодня днем. Я должна сесть на паром, отправиться на материк иузнать, что же происходит с моей дочерью. Я позвонила Лайзе и сказала, что мы займемсяковрами в другой день, и отправилась к парому. Я как раз поспела на двапятнадцать. Если бы я опоздала на него, то потеряла бы Селену, и, кто знает,как бы все оно вышло.

Я первой сошла с парома (матросы все еще пришвартовывались,когда я уже ступила на землю) и сразу же направилась в школу. Идя на розыски, ясчитала, что не найду Селену в школьном классе, что бы там она и ее учительницани говорили… Я думала, что она где-то развлекается… и все они смеются, авозможно, и передают по кругу бутылочку дешевого вина. Если вы никогда неоказывались в подобной ситуации, то вам трудно понять меня, а я не могу описатьвам этого. Я могу сказать только то, что невозможно быть готовой к тому, чтотвое сердце однажды может разбиться. Можно только продолжать идти вперед инадеяться, что этого не случится.