в молчании и не доложила о дальнейшем развороте событий ни словом и не звуком. Что было непростительно, потому что обещала. Даже намеревалась, но не собралась, слишком была занята. Теперь, когда настало время хвалиться успехами, вышло «немножко поздно». (Как у девицы Аполлинарии Сусловой, см. известное письмо Ф. М. Достоевскому). Или все же время вышло не до конца?

Пришлось поступиться условностями и на ночь глядя вызванивать друга, каяться и сообщать информацию в кратком изложении. Но меня ждало разочарование. Друг Валя, как оказалось, забыл о моем существовании; в момент беседы смотрел «Игру престолов» в ретроспективе и толковал о мелких драконах, вышедших из огненной стихии. Или таким способом давал понять, что я в очередной раз его кинула, теперь ему милее какие-то ширпотребные огненные драконы. Но моя совесть была чиста. Е.М.)

5

…За протекшее время я успел закончить среднюю школу и поступил в МГУ на географический факультет, в основном заслуженно, но не без участия славного имени предков, традиций никто не отменял. Как раз по этому случаю бабушка Неонила устроила торжественный прием на три персоны, ей хотелось отметить успех в тесном кругу, родители полагали мое поступление событием естественным и никаких торжеств не устраивали. Тем более, что в то время дедовский музей наконец устроился в более подходящем помещении, и отец свозил туда экспонаты, разбросанные по иным адресам. Конкретно, красивые таксидермические птицы, к которым я прикипел душою сызмальства, переехали из нашей квартиры в новое здание. Все, за исключением одного выдающегося чучела, птах по имени Глебушка остался у бабули и деда Санто. Во время очередного переезда его свезли к ним, не помню отчего, ввиду ветхости либо по старой памяти. Знаю только, что этот птах был дорог кому-то из предков как напоминание о давней экспедиции. И когда я отправлялся в тот день к бабушке Ниле и деду Санто, отец напомнил о недостающей птице и просил узнать, нельзя ли присовокупить чучело к остальной стайке в экспозиции нового музея. Все они (4 штуки) отлично декорировали вход, и пятая не стала бы лишней.

С птицы Глебушки начался достопамятный разговор. Мы уселись за стол, убранный серебром и хрусталем, и я напомнил о чучеле, пока оно не забылось. Бабуля была отчасти шокирована, а дед Санто позже объяснил, что почтовый переезд ящика с научным товаром стал важной вехой в семейной истории, а именно свадебным подарком деда Ольгерда своей невесте. Птицы прибыли из мест тропической экспедиции точно к дате бракосочетания, и дед счел их достойным украшением будущей семейной жизни. Бабуля гордилась подарком и в прошлый переезд выговорила именную птицу себе на память, тем более, что с чучелом в пересылке вышел казус. Оно почти рассыпалось и пришлось чинить, точнее, восстанавливать заново. В честь мастера Борисоглебского птах получил отдельное имя. Но бедный мой папенька ухитрился обо всем этом забыть.

По мере обеда с розовым шампанским неловкость сгладилась, но после трапезы дед Санто позвал меня к себе под предлогом осветить упомянутый эпизод, на самом деле нас ждало продолжение проекта, в котором птах Глебушка тоже принимал участие. Однако это стало вторым пунктом собеседования.

В первых строках Санто оповестил, что профессор Красновский взял материал на анализ и пообещал сообщить диагноз незамедлительно. С тем сделал сноску, что процедура может занять энное количество времени, поскольку требует мало-мальского научного обоснования, о котором он позаботится во благовремение. Надо полагать, что фамильные камешки его заинтересовали, но благовремение может длиться неопределенно долго, так рассудил дед, впрочем, он не ждал ничего другого.

Далее последовал рассказ о значении птичьего чучела в семейной истории, к нему Санто присовокупил отдельные зарисовки из кладоискательской эпопеи. Птичка Глебушка в ней участвовал опосредованно, в качестве не перевозочного, но упаковочного средства. Примерно таким образом.

Когда у деда Санто по многим причинам не получилось вернуть заимствованные камни на место прежнего нахождения (причин было достаточно, включая локальную эпидемию дизентерии в городе Аден и Гражданскую войну в отечестве), он надумал спрятать материал до лучших времен и нашел ему место в наследном имении Пеленеж, в бывшей Ярославской губернии. Для того сделал крюк при возвращении через порт Архангельск, когда вернуться из Азии сухопутным способом не получилось.

Тем более, что деревенька была упомянута в зашифрованном документе о расположении сокровищ предка Эллиса Готфрида, она отлично пришлась к тайным словесам. Дед Санто кратко обмолвился, что, оказавшись на острове, они с братом планировали вояж к упомянутому месту и собирали знания, довольно-таки разрозненные и давно устаревшие.

Из дневников Готфрида следовало, что тот углубился в джунгли и почти случайно попал на озеро, где обитало племя «женщины-рыбы», во всяком случае так мыслился перевод на общепринятый малайский с языка аборигенов. Те использовали никому не известное наречие, в нем не было слов, связанных с процессами купли-продажи или воровства, при том имелось большое количество синонимов, описывающих обмен. Туземцы оказались скорее собирателями, чем охотниками, жили по берегам озера в полузатопленных клетушках на сваях и общались с окружающим миром посредством другого племени, гораздо более живописного, те плавали по морям с реками и коллекционировали головы. Но пунанов (так звались в целом более первобытные племена) не трогали, скорее оказывали покровительство по каким-то своим правилам. Опасные туземцы звались (и по сей день числятся) даяками, собирать головы они перестали недавно, и никто не знает, насколько забросили практику. Это так, к общему сведению.

Тем не менее, почитатели «женщины-рыбы» поклонялись ярким камешкам, которые прародительница щедро посылала в знак внимания и поощрения, её культовое святилище украшалось самыми выдающимися экземплярами. То, что Эллис Готфрид выменял у шаманов, было скорее ширпотребом, оставшимся от почивших любимцев озерной богини, то есть женщины-рыбы. Опять же к слову.

И вот, покамест ученые братья составляли маршруты, они обратились к фольклорным преданиями, стали выяснять, ведает ли кто-нибудь о «женщине-рыбе» и её почитателях, а главное, где примерно располагается упомянутое озеро. В бумагах Эллиса Готфрида значились направления по солнцу и упоминалась средних размеров река с поворотами, но почти без имени, точнее, каждое из племен звало водный путь на свой лад.

Единственной информацией стало то, что река впадала в озеро и там пропадала, было сделано предположение, что дальше вода следовала подземно сквозь пещерные галереи.

И вот, с упоминанием знакомой с детства деревеньки Пеленеж, братья сделали первое шифрованное сообщение о месте сбора сокровищ. Пеленеж также стоял на озере, а впадающий мелкий ручей растворялся в болотной низине и далее на поверхность не выходил. Второй знаковой чертой были долбленные лодки, на