Поэтому в шифрованном сказе об озерной деревне говорилось о бабах, рыбах и корытах. Корзины на голове значились для отвода глаз, обычай существовал только в Пеленеже, да и то потому, что будучи гимназистом, дед Санто смутил умы обитателей, представив им пантеистический культ в честь дерева ольхи, последователи звались «ольховцами», а корзины стали отличительной чертой. Дед Санто проделал эксперимент на пари с братом, студентом-этнографом, тот гневался (когда узнал, что братец не шутил), но развенчать обман не решился, боясь повредить душевному миру жителей и уронить авторитет семьи.

Однако дед Санто вовремя свернул рассказ об островных изысканиях, заметив, что я в свою очередь несколько запутался во вводных: проблемах двух деревень и обоих братьев-дедов. Тогда он вернулся к обратному путешествию и рассказал, как закапывал в землю невозвращенные камни. На знакомом месте, где виднелись следы порушенной черной бани, Санто спрятал клад и думал приехать следующим летом. Когда сумеет объяснить братцу, что история с географией зловредно помешали исполнить обещание. Тем не менее поиски сокровищ следует продолжить, остров Калимантан никуда не денется, а похищенное можно вернуть на место, когда во время следующей экспедиции найдется озеро «женщины-рыбы», судя по всем легендам, там было всего много. Братец сможет вдоволь изучать редкостные племена, а камешки собирались бы попутно.

К тому прикладывалась байка о «белом радже и султане», которую довелось выслушать на острове в нескольких вариантах. Может статься, легенда относилась к путешествию предка, хотя уверенности не нашлось. Это предстояло выяснить при дальнейшем анализе сказаний, на поверхность всплыло лишь романтическое название «Потерянная заря», так именовался крупный золотисто-розовый камень, утраченный одним из давних султанов при мистических обстоятельствах.

Вернуться никому никуда не пришлось, разве что Санто после невольных вояжей доехал до Пеленежа, выкопал клад, тайно от брата привез в Москву и запрятал в чучело райской птицы во время очередного ремонта. Птицу звали Глебушкой.

Следует заметить, тем не менее, что если я сумел изложить рассказ предка Санто в некоем порядке, то это стоит отнести к личным достижениям, причем позднейшим, и то, когда потребовалось. Если выразиться яснее, дед Санто в тот день был озабочен другими соображениями, перескакивал с пятого на десятое и желал донести всё и сразу. Как обычно происходит в подобных случаях, вышло не совсем доходчиво, я постоянно терял нить рассказа, отчасти потому, что был не слишком заинтересован.

Прервался сеанс внезапно, к нам явилась бабушка Нила и задала немилостивый вопрос, ясно ли внуку, что именно следует сообщить сыну, то есть моему отцу насчет птичьего чучела. Конкретно, что Глебушка останется в её распоряжении до конца времен, потом сын может делать с ним, чего душа пожелает. До тех пор птичка будет украшать столовую, как повелось последний десяток лет. Бабуля была не на шутку разгневана, помилуйте, как можно покуситься даже в мыслях на прославленную легенду о свадебном подарке?

Мы с дедом Санто ощутили вину, вернулись к столу и чучелу отчасти пристыженные, а мне стало ясно до боли, что мои старички сдают позиции, каждый по-своему. Бабуля всегда гордилась выдержкой, а Санто, если брался за воспоминания, располагал материал с четким замыслом и подчеркивал, что не «растекается мыслью по древу».

Со временем проблемы стали усугубляться. Бабуля Нила проявляла всё большую нетерпимость к родным и близким, к тому же настаивала на грустной мысли, что Александр впадает в странности, не только навязывает людям ненужные истории, но сочиняет на ходу, пользуясь образцами, взятыми из художественной литературы. То есть «тискает романы», если выражаться на лагерном жаргоне, в свое время это помогало ему выжить, но сейчас выглядит неадекватно. Поначалу я не совсем верил, но со временем убедился в справедливости навета.

Когда услышал о кругосветном путешествии на подводной лодке после того, как дед упал за борт британского фрегата и был спасен благородным подводным отшельником и его командой. «Наутилус» с капитаном Немо указаны не были, однако повод для печали обозначился. Дальше – больше, в рамках иллюзорных странствий бедняга Санто принимал участие в бурской войне, позднее был доверенным лицом адмирала Колчака и помогал прятать легендарное золото в диких степях Забайкалья.

Но эти печальные времена настали много позже, в последние годы жизни, к тому же дед Санто повествовал с таким вкусом, что я отчасти радовался за него. На самом деле, если жить в иллюзиях, то наверное, лучше в приятных, тем более в приключенческих. О лагерном и ссыльном опыте Санто не упоминал, а историю сомнительных сокровищ, казалось, забыл напрочь. Таким манером кладоискательская эпопея выветрилась из памяти окончательно, подумалось, что это была одна из фантазий, и со временем постепенно забылась.

Тем более, что никто не напоминал. Санто тихо ушел, когда я учился в аспирантуре, бабуля последовала за ним, словно они прожили вместе целую жизнь, полагаю, он заместил пустоту, оставшуюся после смерти деда Ольгерда. Когда я переселился в дом-подкову, то постепенно разобрал научные архивы предков, бабушкины бумаги отдал отцу, но птицу Глебушку он не взял, сказал, «что пусть будет там, где хотела мать, а ты иногда стирай пыль» – редкая для отца сентиментальность, надо заметить.

И очень невскоре, года через два, когда я вернулся из первой экспедиции, (плавали мы на редкость продолжительно), ко мне явился с визитом профессор Киреевский.

6

Пришел без звонка и предупреждения ближе к вечеру, должным образом представился и объявил, что его привело дело достаточной важности, касаемое науки в целом и государственных интересов в частности. Пока я припоминал, к чему конкретно профессор имел отношение, и его ли я видел на похоронах деда Санто, пришелец решил, что я вообще не в курсе, и стал излагать свою версию с большим апломбом.

Мол, дело обстояло следующим образом. Незадолго до конца научной карьеры и жизни в целом, его высокочтимый учитель, а мой двоюродный дед Александр Кнолле передал в его распоряжение образцы минералов и пакет документов, говорящих о расположении на местности залежей ценных минералогических ресурсов. Будучи должным образом изысканными и разработанными, месторождения смогут обогатить отечественную науку и промышленность к общей славе и пользе. На этом пункте профессор Киреевский остановился подробно, славословил ушедшего учителя, предрекал нашему имени широкую известность и почет, также не забыл напомнить, что фамильный успех может благотворно отразиться на будущей карьере младшего поколения.

Однако же (тут профессор перешел к сути) в описательной части выявились недочеты с недоработками. Составляя документальное сопровождение, учитель прибегнул к иносказаниям на мертвых языках, наверное,