Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не стану говорить о нем плохо, малый меня приметил и помогал не без пользы для себя, а я могу его «в гроб сходя, благословить», как говорится в знаменитых стихах. Тоже не без пользы для нас с тобой, хотя бы и гипотетической. Я у них никто, а малый известен в кругах, имеет авторитет. Короче, я хочу отдать ему несколько камней на экспертизу, для правдоподобия сочинил байку, что обрел минералы в местах каторги и ссылки, теперь желаю одарить отечество, как бы оно ни звалось в текущее время. Однако точного местонахождения не помню, поскольку один бог знает, где доводилось бывать и вспоминать тяжко. Но есть бумага, записанная на древних языках, гласящая о точных координатах.
Так себе байка, надо сказать, но бумагу в самом деле имею, мы с твоим дедом сочинили, пока наше согласие не кончилось ссорой и он по праву старшего не выслал меня с острова на первом же судне и не велел возвращаться, пока я не положу камни обратно, откуда взял. Но следует отметить милосердие братца, он не потребовал, чтобы я сознавался, понимая, что испытание может быть чрезмерным. Мы сошлись на том, что я могу покаяться служителю, доверие которого коварно обманул. На самом деле собутыльник Эндрю был обязан по правилам проверить жилое помещение после жильцов. Скорее всего на случай мелких краж, но Эндрю манкировал мною по собственной инициативе, о музее речи не шло, и в правилах о том ни слова ни звука.
Однако я отвлекся, потому что толковать о незабвенном Эндрю много приятнее, чем о профессоре Киреевском, с которым я собираюсь проделать примерно ту же шутку. Если у тебя не возникнет принципиальных возражений. Однако, если ты не склонен, то я отзову указанный план и оставлю наследие Эллиса Готфрида в полном твоем распоряжении.
Тогда тебе, если захочешь, придется установить ценность камней, финансовую либо научную, далее распоряжаться по своему усмотрению. Мне по старости лет грезится, что в некоем будущем, когда нынешняя система власти, именуемая советской, претерпит изменения, либо ты сам окажешься в состоянии ездить по миру, то сможешь воспользоваться информацией и поискать место, откуда камешки были взяты общим предком Готфридом.
Мы с твоим дедом не нашли, точнее, не искали, еще точнее, не собрались, он выслал меня в спешке, будучи в сильном гневе, и не подумал о последствиях. Тем более, что мы не знали, какую ценность камешки представляют. С его точки зрения, в качестве этнографических артефактов, разобранные мною на части ожерелье и тиара были непоправимо попорчены неумелой рукой дилетанта. Подозреваю, что привези я ему краденные вещички в целости, то мог избежать праведного гнева и наложенного взыскания. Ради науки Олькинс сумел бы поступиться строгими принципами, хотя, кто знает? До скандала и высылки мы сочинили пару-тройку прибауток на тему местоположения предполагаемых сокровищ, и каждый взял себе по экземпляру, на случай, если одному из нас доведется погибнуть в дебрях от тропических болезней или от рук туземцев, известных охотников за головами.
Обе бумаги хранятся у меня, одну я намерен переправить красному профессору для пущего правдоподобия, но перевод путевых журналов предка оставлю тебе, ему не надобно, пускай думает, что залежи, если окажутся ценными, находятся в доступности.
Видишь ли, немного зная своего ученика Киреевского, я уверен, что без пользы или выгоды он пальцем не шевельнет. Более того, делаю предупреждение. В случае, если ценность экземпляров подтвердится, то мы с тобой их не увидим. В любом случае милый человек придержит, даже если не отыщет месторождения.
Вряд ли вернет даже мне, найдет предлог, о тебе речи не зайдет. Когда мне придется отдать швартовы, как говорили ребятки на корабле «Гордый Доссет». Кроме всего прочего имею подозрения, что наш красный профессор дождется этого момента и лишь тогда приступит.
Однако я опять отвлекся, прости старика, так приятно унестись в мыслях к землям и годам далекой молодости. Возвращаюсь к нынешним временам. Ты будешь думать, и как долго, привлекать мне красного профессора к экспертизе, либо возьмешь на себя?
* * *
Поневоле или в неполном сознании, но я согласился не глядя. Стоит признать, что дед Санто заворожил своими рассказами намертво, будто я читал увлекательный роман и думать не желал, что сейчас рассказ кончится ничем, или задача свалится на мои неокрепшие плечи. Далее хотелось услышать продолжение, но в качестве читателя, а не «актора», как сейчас любят выражаться. Ко всему прочему стоит сознаться, что я в то время не до конца верил в реальность рассказов Санто. Лет ему было немало, я слыхал от него множество баек с разночтениями, временами казалось, что он сочиняет, чтобы придать себе важности. Бабуля Нила приложила руку к подозрениям, она отчасти ревновала. Наверное, потому, что в её исполнении любые научные и житейские истории выходили на редкость бесцветными и уныло назидательными. А уж ключи к спрятанным кладам на островах Южных морей просто взывали к скептицизму.
Отчасти казалось, что в реальной жизни ничего подобного не бывает, и дед Санто забавляется по своему обыкновению. Тем не менее, не желая обижать старика, кроме того будучи в увлечении, я согласился с планами и пообещал любое содействие. Ко всему прочему помог собрать разбросанные сокровища (мнимые или нет) в старинный футляр, впоследствии это оказалось интересным моментом. В той стадии история прервалась, и очень долго мы ни о чем подобном не говорили. Примерно полгода.
* * *
(Комментарий от консультанта, удержаться не нашлось возможности. Я завершила чтение поздним часом, точнее, в раннем часу наступившего дня, далее пошла на кухню курить и предаваться чувствам. Главным из них стал состоявшийся триумф. Ткнула практически пальцем в небо, высосала из него дерзкую идейку, и смотрите сюда! Мы с Наташей Чистоклюевой попали в точку, клад оказался в отеческих гробах, правда, не в колодце, а в кожаной трубке, однако по месту проживания семейства Кноллей!
Не удивительно, что клиенты взяли в долю, не знаю, поверили в ценное наитие либо сочли, что я их умело шантажирую, не важно. Однако нашли необходимым купить воздержание от разглашения, тем более, что идейка была подана, как обычная игра воображения. Браво-брависсимо, прелестная дитятко! Сказал бы Отче Валя…
Идущей вслед эмоцией, увы, оказался стыд. Когда вспомнилось, что с момента нашей беседы в кондитерской, после уведомления о курьере, я зависла