— А, Кете?..

Она стояла у двери, прижав руку к горлу. Возмущение у нее сменилось полнейшим недоумением.

— Что вы делаете под моей кроватью?!

— Эм, ничего, уже ничего.

К счастью, она быстро отошла и кратко рассмеялась. Он боялся посмотреть на нее, настолько было неловко.

— Мари говорила, что вы приедете, — сказала она, — но не думала, что тетя отдаст вам мою комнату. Вы правда остановитесь у нас?

— Нет… да… я не знал, что это твоя комната.

Он мямлил что-то еще, не в состоянии смотреть на нее. Кете, казалось, перестала замечать глупость его положения и сказала как ни в чем не бывало:

— Я иду пить кофе, я устала после работы. Хотите со мной? Я только переоденусь.

— Эм… да, хорошо. Мне выйти? А, да, конечно, извини.

В гостиной он боролся с желанием убежать из этого дома. Через силу он признался самому себе, что ужасно, невыносимо ее боится — ее или, может, чувства, что она вызывает против его воли; это было схоже с потерей воли, контроля и благоразумия. Пока он размышлял, не уйти ли, как бы глупо это ни было, Кете к нему вышла и окликнула по фамилии. Он машинально на нее взглянул. Она сменила рабочее зеленое — возможно, костюм — на красный свитер и широкие черные брюки. Спиной Кете прислонилась к косяку и была знакомо-красива; и все же она уже не та юная, неопытная, только осознающая свои желания девчонка. Близ него стояла самодостаточная, развитая физически и умственно девушка, невыносимо похожая на прошлую Кете, но способная жить хорошо и без него, занятая без него множеством дел, знакомая с миром, в котором он сам себе казался новичком. И эта ее новая осознанность и взрослость были почти болезненно привлекательны. Прежняя Кете спросила бы весело: «Ну как, мне идет?». Нынешняя спокойно спросила: «Ну как, отправляемся? Я очень-очень хочу кофе».

Не может быть, чтобы ничего не осталось от ее чувства. Не может быть, что отныне они — хорошие приятели, не более, и в ее мыслях витают другие мужчины, что намного лучше его, красивее, умнее, опытнее его. Она уверенно пила кофе и курила, забросив ноги на пустой стул, перешла на язык Минги — конечно, желая сделать ему приятно, напоминая, что раньше оба жили в Минге и познакомились там же. Но в этом воспоминании не было ничего, кроме ностальгии по безопасным временам. Как знакомые, что расстаются без сожалений и потом не помнят друг о друге, они болтали о новых книгах, музыкальной постановке в В., на которой он успел побывать, об известном испанском художнике, о высоких ценах на малоизвестных постимпрессионистов, американском кино, забастовках рабочих, возможном запрете абортов (оба были против запрета), холодной погоде, маленьких зарплатах и дорогом жилье. Кете закурила снова и спросила, бросил ли он. Он закурил с ней. Она спустила ноги со стула и пожаловалась, что сильно устает — по работе бегать по всему городу и дальше.

— Ты не думала вернуться? — спросил он внезапно.

Она выпустила колечки дыма и уточнила:

— Зачем?

— Тебе здесь хорошо?

— Здесь работа и тетя, — пожала плечами Кете. — А там Мария, но у нее давно своя жизнь. Что мне у вас делать? И нет, против партии я ничего не имею.

— Ничего не имеешь? После того, как партия так поступила с Жаннетт?

— Как?.. Большинство моих давних друзей и приятелей — из партии или близки к ней. Мне тяжело говорить о… партии. Извините.

— Я понимаю, — ответил он. — У меня тоже многое связано с партией. Временами я забываю, что ненавижу партию. Больше скажу: многие из тех, кто с ней сотрудничает, ненавидят ее, как я.

— Как же партия может существовать в этих условиях?

— Она будет существовать, пока мы, ее соучастники, будем чего-то желать. Она питается тайными желаниями каждого из нас.

— Философский взгляд, — заметила Кете, закуривая во второй раз. — Получается, партия — не более чем Мефистофель, который принимает разные формы? А вы хотите нечто… запрещенное? То, что разрешит только партия?

— А ты как считаешь?

— Не знаю. — Понимает ли Кете, что он флиртует с ней? — Не замечала, чтобы вы хотели власти или чего-то похожего.

— А ты чего хочешь, Кете?

— Я?.. Найти свое место, заниматься классными делами, любить и быть любимой — ничего, что может выполнить партия, к сожалению.

Она проглотила остатки своего кофе и, перескакивая с темы, заявила, что стоит возвратиться.

В прихожей их встретила Мария и, плохо скрывая недовольство, сказала сестре:

— А к тебе пришли, в гостиной ждут.

— Кто? — спросила та.

— Сказал, что твой начальник. Дмитрий.

— А, Митя. Опять работать? Черт. Спасибо за компанию, г-н Мюнце. Приятно было встретиться.

И формально она поцеловала его в щеку и подтолкнула к Марии.

С этим Митей они не встретились. Он испытывал странное, очень сильное, схожее с неврозом, желание его увидеть, но, как назло, пока он жил у Кете с Жаннетт, Кете больше не пускала к себе своего начальника. В тот же вечер, как Митя явился требовать Кете, Мария с прискорбным выражением пожаловалась:

— Она собирается выйти за него замуж… за этого коммуниста, который забыл, как нас его замечательные коммунисты лишили родного дома. Человек без памяти и чувства достоинства — она хочет выйти за него замуж!

— Кете выходит замуж? — тихо переспросил он.

— Да, Альберт, за этого коммуняку! Это неуважение к нашим родителям, к нашим… ко всей нашей семье, которая пострадала от коммунистов.

И, неожиданно для него, Мария заплакала в ладони. Он был настолько опустошен, что безучастно смотрел, как она плачет и вытирает глаза.

— Поговори с ней, пожалуйста, — чуть успокоившись, продолжила Мария. — Объясни ей, а то она меня не слушает.

Он испугался и залепетал:

— Нет, нет, Мари, и не проси. Это ее решение, ее выбор, я не могу…

Устав от упрямства Кете, что не собиралась отказываться от коммуниста-жениха из-за недовольства семьи, Мария собралась и уехала обратно в столицу. До этого она, разумеется, написала несколько писем Мите, в которых просила его оставить в покое Кете, но ни одно из них не отправила. Узнав, что командировка Альберта подходит к концу, Мария спросила, на какое число он взял билет, на что он ответил:

— Я пока останусь в В. Не знаю, как вернусь. Я написал в отделение, что беру отпуск.

— Вот как. — Мария опустила глаза. — Останешься у Жаннетт или… в отель?

— Не знаю, Мари. Честно, не знаю.

По мнению Жаннетт, вел он себя в последнее время странновато.