Интересно, о чем Беатрис и Эрон разговаривают между собой,задавалась вопросом Мона. Ведь они такие разные. Беатрис ничего не стоилободрым тоном заявить какую-нибудь глупость вроде: «Знаете, я думаю, Роуан надосделать укол, ввести какое-нибудь лекарство, которое придаст ей сил!» И приэтом едва ли не хлопнуть в ладоши. А Эрон в это время молча слонялся по темномукоридору и упорно отмалчивался в ответ на сыпавшиеся на него со всех сторонвопросы. Взгляд его то скользил по Моне, то устремлялся в пустоту. В концеконцов все прочие просто забыли о его присутствии и перестали обращать на неговнимание.

Ни в одном сообщении, поступившем из Хьюстона, не говорилосьо том, что в комнате, где содержалась в плену Роуан, ощущался странный запах.Однако, как только прибыл первый контейнер, с одеждой и постельнымипринадлежностями, Мона, открыв его, немедленно ощутила знакомый аромат.

— Да, именно так пахнет это существо, — заметилаона. Рэндалл недоуменно вскинул бровь.

— Может, этот тип и пахнет как-то по-особенному, —пробурчал он. — Но черт меня побери, если я знаю, какой нам от этого прок.

В ответ на эту тираду Мона смерила его холодным взглядом ибросила:

— Я тоже не знаю.

Два часа спустя Рэндалл вновь вошел в комнату ираспорядился:

— Тебе следует поехать домой и побыть со СтарухойЭвелин.

— Там сейчас семнадцать женщин и шестеро мужчин. Такчто народу и без меня хватает, — воспротивилась Мона. — С чего тывзял, что я должна ехать домой? Мне там нечего делать. И там повсюду маминывещи. Они будут постоянно попадаться мне на глаза, а я сейчас вовсе не хочу наних смотреть. Так что никуда я не поеду. Слушай, может, тебе стоит прилечь ипоспать немного?

Сразу после этого разговора позвонил один из агентов,работающих в Хьюстоне, но лишь для того, чтобы сообщить: никаких следовзагадочного темноволосого человека по-прежнему не обнаружено. Изученыобстоятельства всех смертей, зарегистрированных за последние несколько суток вХьюстоне и его окрестностях. Однако ни в одном из случаев нет даже намека насходство с тем, что произошло с женщинами семейства Мэйфейр. Нет в них и ничеготаинственного. Таким образом, следует полностью исключить возможностьпричастности неуловимого злоумышленника к этим смертям.

Сеть, широкая, крепкая и надежная, была раскинута опытными иумелыми руками, однако добыче пока удавалось ускользнуть.

В пять часов утра поступило первое сообщение из аэропорта.Да, человек с длинными черными волосами, бородой и усами улетел трехчасовымрейсом из Нового Орлеана в Хьюстон. Салон первого класса, место в проходе. Да,мужчина высокого роста, с мягким негромким голосом. Приятные манеры и оченькрасивые глаза.

Вероятно, прибыв в Хьюстон, он взял такси. А может,воспользовался автобусом? Аэропорт в Хьюстоне огромный, и человеку там нетруднозатеряться. Однако десятки людей были направлены туда на поиски возможныхсвидетелей. Если он вышел из аэропорта, значит, кто-то непременно его видел.

А сколько самолетов прибыло из Хьюстона в Новый Орлеан?Вчера вечером? Сегодня? Все это еще предстояло узнать.

В конце концов Мона поняла, что пришло время покинуть офис.Ей надо проведать Роуан Мэйфейр. Пора нанести необходимый визит. Одна толькомысль об этом заставила Мону вздрогнуть и на несколько минут повергла в ступор.Но она все же сумела взять себя в руки.

За окнами было совершенно темно.

Тут пришел факс, копия посадочного билета, предъявленногозагадочным пассажиром, улетевшим в Хьюстон. Он назвался Сэмюэлем Ньютоном. Забилет заплатил наличными. Сэмюэль Ньютон. Если человек с таким именемдействительно существует, если данные о нем входят в какую-либо информационнуюбазу, его найдут без особого труда.

Но вполне вероятно, что незнакомец просто придумал это имя,взял его, что называется, с потолка. Выяснилось также, что в самолете он пилмолоко, причем в таких количествах, что уничтожил все запасы, имевшиеся всамолете. Больше ничего интересного во время перелета из Нового Орлеана вХьюстон не произошло. Да и продолжался полет недолго. Однако молока этот типуспел налакаться вдоволь.

Мона вновь уставилась на экран компьютера.

«Мы понятия не имеем, где сейчас этот человек. Но всеженщины нашей семьи находятся под надежной защитой, — набрала она. — Есликто-нибудь из них умрет, то лишь от старости».

После этого она нажала клавишу сохранения, закрыла файл и,посмотрев несколько мгновений на мерцающие на экране огоньки, выключилакомпьютер. Мерный тихий гул тут же стих.

Мона встала и ощупью нашла сумочку. Всегда, когда онасобиралась уходить, ее рука инстинктивно тянулась к сумочке, даже если Мона непомнила, куда именно ее положила.

Она перекинула узкий ремешок через плечо. Ноги немногоустали в туфлях на высоких каблуках, которые раньше принадлежали матери. Костюмсидел на ней превосходно, она это знала. И блузка тоже. А вот привыкнуть ккаблукам будет трудно. Что ж, с этим придется смириться. В участи взрослойженщины есть свои неприятные стороны.

Внезапно в памяти Моны всплыл разговор, произошедший совсемнедавно. Тетя Гиффорд вспоминала, как впервые купила себе туфли на высокихкаблуках.

«Нам позволяли ходить только на французских каблуках, —сетовала она. — И вот мы со Старухой Эвелин как-то направились в „МэйзонБланш“. Мне ужасно хотелось иметь туфли на высоченных тонких шпильках, но она,конечно, запретила мне покупать такие».

Пирс вздрогнул. Кажется, он задремал. Во всяком случае,появление возле его стола Моны оказалось полной неожиданностью.

— Я еду в центр, — сообщила Мона.

— Одну я тебя не отпущу, — встрепенулсяПирс. — Ты даже в лифте не должна спускаться без сопровождающих.

— Ерунда. Повсюду полно охранников. Я поеду на трамвае,ничего со мной не случится. К тому же мне надо подумать.

Но он, разумеется, отправился вместе с ней.

Со дня похорон матери он толком не спал ни единого часа. Идо похорон тоже. Бедный красавчик Пирс — он выглядел таким усталым инесчастным, стоя на углу Каронделет и Кэнал-стрит в ожидании трамвая. Вряд лиза всю свою жизнь он хоть раз проехался на трамвае, подумала Мона.

— Тебе бы надо позвонить Клэнси, — обратилась онак нему. — Ты знаешь, что она несколько раз звонила?

Он кивнул головой.

— С Клэнси все в порядке. Они не одна, с ней Клэр иДжен. Джен, разумеется, плачет в два ручья.

Джен еще совсем маленькая девочка, подумала по себя Мона. Ейлучше не знать о том, что происходит сейчас. В случае чего, объяснить все Дженбудет слишком трудно.