За последние шесть дней бюро зарегистрировалорекордное число угроз, превысившее две сотни. Это был обычный набор посланий,угрожавших взорвать суд, однако во многих назывались конкретные имена, дела ислучаи.

Рэнниен не скрывал своей обеспокоенности. Изсекретной сводки ФБР он зачитывал имена лиц и названия организаций, от которыхмогли исходить угрозы: ку-клукс-клан, нацисты, палестинцы, черные сепаратисты,гомофобы. Даже ИРА. Казалось, что этот перечень включал всех, кроме членовклуба «Ротари» и бойскаутов. Ближневосточная группировка, за которой стоитИран, выступила с угрозой пролить кровь на американской земле в отместку засмерть двух министров юстиции в Тегеране, хотя абсолютно никаких свидетельствтого, что эти убийства связаны с США, не существовало. Новое террористическоеформирование, получившее известность в стране под названием «Подпольная армия»,совершило убийство федерального судьи в Техасе, подложив бомбу в автомобиль.Никто не был арестован, хотя «Подпольная армия» заявила о своей причастности.Она фигурировала также в качестве основного подозреваемого в десятке дел овзрывах, однако веские улики о ее причастности отсутствовали.

— Как насчет пуэрто-риканских террористов? —спросил Рэнниен, не отрывая взгляда от бумаг.

— Слабоваты. Мы об этом не беспокоимся, —ответил Льюис не задумываясь. — Они угрожают уже двадцать лет.

— Так, может быть, пора и им предпринятьчто-нибудь? Обстановка вполне подходящая, как ты думаешь?

— Забудь о пуэрториканцах, Главный.

Рэнниен любил, когда его называли Главным. НеГлавным судьей или господином Главным судьей, а просто Главным.

— Они угрожают просто потому, что все такделают.

— Очень забавно, — сказал Главный без тениулыбки, — очень забавно.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы какая-тогруппа выпала из поля зрения. — Рэнниен бросил сводку на стол и потер виски. —Поговорим о мерах безопасности. — Он закрыл глаза.

Льюис положил свой экземпляр сводки на столГлавного.

— Директор считает, что нам следует приставитьпо четыре агента к каждому судье по меньшей мере на три ближайших месяца. Подороге на службу и со службы за ними должны следовать машины сопровождения.Страховать их и обеспечивать безопасность в этом здании будет полицияВерховного суда.

— Как насчет поездок?

— Пока от них лучше отказаться. Директорсчитает, что судьям следует оставаться в пределах федерального округа Колумбиядо конца года.

— Кто из вас ненормальный, ты или он? Стоитмне только обратиться к коллегам с такой просьбой, как все они сегодня жевечером уедут из города на весь следующий месяц. Это абсурд, — Рэнниен хмуроглянул на своих помощников, которые неодобрительно качали головами, —действительно абсурд.

Льюис безмолвствовал. Он ожидал этого.

— Как хотите. Это всего лишь предложение.

— Глупое предложение.

— Директор не рассчитывал на взаимопонимание свашей стороны в этом вопросе. Однако он надеется, что его будут заранееуведомлять обо всех поездках, чтобы можно было принять меры безопасности.

— Имеется в виду, что вы собираетесьсопровождать каждого из судей всякий раз, когда он будет покидать город?

— Да, Главный. Таков наш план.

— Ничего из этого не получится. Эти люди непривыкли, чтобы с ними нянчились.

— Получится, сэр. Ведь они не привыкли и ктому, чтобы на них охотились. Мы лишь пытаемся защитить вас и ваших коллег,сэр. Безусловно, никто не говорит, что нам нечего делать. Я так понимаю, сэр,что это вы нас позвали. Мы можем уйти, если хотите.

Рэнниен подался в своем кресле вперед изанимался скрепкой для бумаг, разгибая и тщательно распрямляя ее.

— Что вы скажете о самом здании суда?

Льюис облегченно вздохнул и едва сдержалулыбку.

— Оно не вызывает у нас опасений, Главный. Внем легко осуществить меры безопасности. Мы не ожидаем здесь неприятностей.

— Тогда где же?

Льюис кивнул на окно. Шум увеличивался.

— Где-нибудь там. Улицы полны идиотов,маньяков и фанатиков.

— И все они ненавидят нас.

— Это очевидно. Послушайте, Главный, мы оченьбеспокоимся за судью Розенберга. Он по-прежнему отказывается впускать наших людейв свой дом, заставляя их просиживать ночи напролет в автомобиле на улице. Онпозволяет своему любимчику из полиции Верховного суда — как его зовут? —Фергюсону — сидеть у задней двери, снаружи, и то только с десяти вечера и дошести утра. В доме не бывает никого, кроме судьи Розенберга и его медика. Егодом не безопасен.

Рэнниен ковырял скрепкой под ногтями и едвазаметно улыбался. Смерть Розенберга, какой бы она ни была, принесла бы толькооблегчение. Нет, она стала бы замечательным событием. Главному пришлось быоблачиться в траурное одеяние и произнести над гробом хвалебную речь, но,оказавшись за закрытыми дверями, он бы похихикал по этому поводу вместе сосвоими помощниками. Рэнниену нравилась такая мысль.

— Что вы предлагаете? — спросил он.

— Вы можете поговорить с ним?

— Я пытался. Я объяснял ему, что его ненавидятв Америке, вероятно, больше всех, что миллионы людей проклинают его каждый деньи большинство из них предпочло бы видеть его мертвым, а его почта с угрозами вчетыре раза больше, чем у всех нас, вместе взятых, и что он может стать легкойдобычей убийцы.

— И что же? — отозвался Льюис посленепродолжительного молчания.

— Велел мне поцеловать его в зад, а потомзаснул.

Судебные исполнители сдержанно хмыкнули, азатем, поняв, что юмор здесь допускается, засмеялись и агенты ФБР.

— Так как же мы действуем? — спросил Льюисневозмутимо.

— Вы охраняете его как только можете. Запишитеэто и не беспокойтесь. Он не боится ничего, даже смерти, и если он не потеет отэтого, то почему это должны делать мы?

— Потеет директор, поэтому потею и я, Главный.Все очень просто. Если с одним из вас, ребята, что-то случится, то непоздоровится и ФБР.

Главный резко качнулся в кресле. Доносившийсяс улицы гвалт действовал на нервы. Совещание затянулось.

— Забудьте о Розенберге. Он, возможно, умретво сне. Меня больше волнует Джейнсен.