— Дело будет кончено к полуночи, мистерШнеллер, если ваша информация верна.

— На настоящий момент она верна. И сегодняникаких изменений не предвидится. Наши люди находятся на местах. Все, что выпросили, в чемоданах: карты, схемы, расписания, инструменты и приспособления.

Камель взглянул на чемоданы позади себя ипотер глаза рукой.

— Мне нужно поспать, — пробурчал он в трубку,— я не спал целые сутки.

Шнеллер не нашелся что ответить. У них былодостаточно времени, и если Камель хочет поспать, он может это сделать. Несмотряна то что они платили ему десять миллионов.

— Может быть, вы хотите есть? — спросилШнеллер неловко.

— Нет. Позвоните мне через три часа, ровно вдесять тридцать.

Он положил трубку и вытянулся на кровати.

На второй день сессии суда улицы опустели ипритихли. Судьи слушали бесконечные выступления адвокатов по различным делам.Большую часть их Розенберг спал. Он ненадолго возвратился к жизни только тогда,когда главный прокурор из Техаса взялся утверждать, что некий приговоренный ксмертной казни заключенный должен быть вначале приведен медициной в состояниездравого рассудка, прежде чем ему сделают смертельную инъекцию.

— Если он душевнобольной, то как можноподвергать его смертной казни? — спросил Розенберг озадаченно.

— Очень просто, — сказал техасский прокурор, —его заболевание поддается лечебному воздействию, поэтому ему делают небольшойукол, чтобы привести в здравый ум, а затем делают другой укол, чтобы убить. Всепрекрасно и в соответствии с конституцией.

Розенберг возмущался и куражился какое-товремя, а затем стал скисать. Его маленькое кресло-коляска было гораздо нижемассивных кожаных тронов его коллег. И он в нем имел довольно жалкий вид.Когда-то он был тигром, безжалостно устрашавшим и вившим веревки даже из самыхизворотливых адвокатов. Но все это было в прошлом. Теперь же он перешел нанесвязное бормотание и вскоре отключился вовсе. Главный прокурор бросил на негонасмешливый взгляд и продолжил свою речь.

В ходе последнего в этот день слушания побезнадежному делу о десегрегации Розенберг начал похрапывать. Главный судья Рэнниенсвирепо глянул вниз, и Джейсон Клайн, старший помощник Розенберга, понял намек.Он медленно выкатил коляску из зала суда и быстро повез ее по служебномукоридору.

Судья пришел в себя в своем кабинете. Онпринял таблетки и сообщил своим помощникам, что хочет домой. Клайнпроинформировал об этом ФБР, и через некоторое время Розенберга вкатили в егофургон, стоящий в подвале. За погрузкой наблюдали два агента ФБР. Медицинскийсотрудник по имени Фредерик закрепил коляску, а сержант Фергюсон из полиции Верховногосуда сел за руль. Судья не позволял агентам ФБР находиться рядом с собой, онимогли следовать за ним в своем автомобиле, наблюдать за его городским домом сулицы и радоваться, что им разрешается хотя бы это. Он не доверял копам, а ещебольше агентам ФБР. Ему не нужна была защита.

На Вольта-стрит в Джорджтауне фургонпритормозил и чуть проехал назад по короткому подъездному пути к дому. Фредерики Фергюсон осторожно выкатили коляску из машины. Агенты наблюдали за ними сулицы из своего черного служебного «доджа». Лужайка перед домом была крохотной,и их автомобиль находился в считанных метрах от передней двери. Было почтичетыре часа дня.

Как было заведено, через несколько минутпоявился Фергюсон и заговорил с агентами. Неделей раньше, после предварительныхдолгих дебатов, Розенберг сдался и разрешил Фергюсону без какого бы то ни былошума осматривать каждую комнату наверху и внизу во время его ежедневныхпосещений во второй половине дня. После этого Фергюсон должен был покинуть доми возвратиться в десять вечера, чтобы находиться у черного хода снаружи ровнодо шести утра. Никто, кроме Фергюсона, не допускался к этому, и это выматывалополицейского.

— Все отлично, — сказал он агентам. — Я думаю,что к десяти вернусь.

— Он все еще жив? — Один из агентов задалставший уже обычным вопрос.

— Боюсь, что да. — Фергюсон выглядел уставшим,когда садился в фургон.

Фредерик был рыхлым и слабым, но ему не нужнабыла сила, чтобы ухаживать за своим пациентом. Поправив подушки, он перенес егона диван, где Розенберг будет дремать и смотреть Си-эн-эн в течение следующихдвух часов. Сделав себе бутерброд с ветчиной и взяв тарелку с печеньем,Фредерик просматривал «Нэшнл инкуайэр» за кухонным столом. Розенберг громкопробормотал что-то и переключил каналы с помощью пульта дистанционного управления.

Ровно в семь Фредерик подал ему на обедкуриный бульон, вареный картофель и тушеный лук — пищу паралитиков, аккуратнорасставив тарелки на столе, и подкатил к нему своего подопечного. Розенбергнастаивал на приемах пищи, и это было огорчительно. Фредерик смотрел телевизор.Посудой он займется позже.

К девяти Розенберг был помыт, переодет вночную рубашку и уложен под одеяла. Кроватью ему служила узкая светло-зеленаяжесткая госпитальная койка армейского образца с подъемником и кнопочнымуправлением. Кровать имела откидные борта, которые были опущены по настояниюРозенберга. Она стояла в комнате, расположенной за кухней и использовавшейся втечение тридцати лет, до первого паралича, в качестве малого кабинета. Теперькабинет был превращен в больничную палату, пропахшую карболкой и надвигающейсясмертью. Рядом с кроватью стоял большой стол с госпитальной лампой и по меньшеймере двумя десятками баночек с таблетками. Толстые и тяжелые фолианты поюриспруденции были аккуратно расставлены по всей комнате. У стола, рядом сРозенбергом, сидел Фредерик, выполнявший роль сиделки, и читал ему очередноедело. Он будет совершать этот ежевечерний ритуал до тех пор, пока не услышитпохрапывание. Он читал медленно и громко. Розенберг лежал без движения. Онслушал. По этому делу ему предстоит формулировать мнение большинства, поэтомуон впитывал каждое слово, пока…

Через час Фредерик устал от громкого чтения, асудья начал погружаться в сон. Слегка шевельнув рукой, он с помощью кнопки накровати уменьшил свет и закрыл глаза. В комнате стоял полумрак. Фредерикподался назад и откинул спинку кресла. Положив том дела на пол, он тоже закрылглаза. Розенберг похрапывал. Вскоре его похрапывание прекратится.

Сразу после десяти, когда в доме царилитемнота и покой, дверь туалета в спальне на втором этаже слегка приоткрылась, ииз нее выскользнул Камель. Его напульсники, нейлоновая кепка и спортивные шортыбыли ярко-синего цвета, рубашка с длинными рукавами, носки и кроссовки — белыес золотистой отделкой. Цвета сочетались очень удачно. Камель-джоггер. Он былчисто выбрит, а его коротко подстриженные волосы под кепкой стали теперь почтибелыми.