Рассеянно слушая Арсеньева, я наблюдала за мельтешащимилюдьми и вдруг поймала себя на мысли, что высматриваю Светлану. Но среди гостейее не было. Пожилая дама наконец освободила меня от Арсеньева, и я спросилаДеда:

— Ты давно знаком со Светланой?

— С кем? — удивился он.

— С девушкой, с которой я разговаривала перед тем, какты подошел.

— Та, что с силиконовым бюстом? — Способность Дедас ходу отличать подделку у меня неизменно вызывала уважение. — Понятия неимею, кто это.

— Серьезно? — Я спросила с удивлением, а Дедрешил, что с издевкой.

— Тебя послушать, так я здесь всех бабперетрахал, — заявил он со злостью.

— Мне такое и в голову не приходило, — сказалая. — Процентов девяносто, не больше.

Я засмеялась. Дед вздохнул, но потом тоже засмеялся. Егострасть к женскому полу была общеизвестна. То, что бабы в нем души не чаяли,тоже дело понятное. Дед — прирожденный лидер, а бабы тянутся к сильныммужчинам, хоть и догадываются, что обретаться рядом с такими — не сахар.

Он взглянул на часы и заявил:

— Минут через двадцать можем смыться. Ты как?

— По мне, так и вовсе приходить не стоило, —отозвалась я.

Он только покачал головой, хотя я была права, потому чтознать не знала, в каком качестве нахожусь здесь.

На Деда я теперь вроде бы не работала, числясь вдолгосрочном отпуске (он так и не соизволил подписать мое заявление), к плеядебизнесменов меня тоже не отнесешь, коли уж ничем полезным я не занимаюсь. Еслибыть честной, я вовсе ничем не занимаюсь, пользуясь тем, что денег у меня,благодаря Деду, пруд пруди, и я понятия не имею, что с ними делать. Подозреваю:сюда он притащил меня, боясь, что от безделья я тихо схожу с ума в своейквартире. Впрочем, может быть, надеялся, что я перестану валять дурака ивернусь к своим обязанностям. В его штате я занимала должность, помощника посвязям с общественностью, трактовать сие можно было весьма расширительно. СамДед предпочитал давать мне конфиденциальные поручения, которые по большей частимне не нравились, что и послужило в конце концов причиной моего долгосрочногоотпуска. Наши с Дедом отношения были до того запутаны и даже нелепы, что ядавно отчаялась разобраться в них. Ужиться нам было нелегко, но и расстаться неполучалось, потому что, несмотря на расхождения во взглядах, мы были оченьблизки — словом, выходило как в пословице: вместе тесно, а врозь скучно.

Деда перехватил незнакомый толстяк в ярком галстуке, а янаправилась к столу, взяла бутерброд с икрой и вдруг почувствовала, что внастроении граждан наметилась некая перемена. Еще минуту назад толпаблагодушествовала, в меру выпив и закусив, а тут точно легкий ветерок прошел позалу, разговоры стихли, сосед слева замер с бокалом у рта, а дама напротивнапряженно вытянула шею.

Я с некоторым удивлением огляделась и без труда смоглаобнаружить причину такого повышенного внимания: в зал не спеша вошел ТимурТагаев. Народная молва называла его «крестным отцом» нашей мафии. Возможно, таконо и было. ТТ, под этим прозвищем знали Тимура и стар и млад, своеготеперешнего благосостояния достиг путем не праведным, однако никогда не «привлекался».Налоговая и прочие органы при всем желании достать его не могли. Впрочем,желание также вызывало сомнение, уж если б желали, непременно бы достали. Снеугодными Дед был скор на расправу, но мне было доподлинно известно, чтоТагаев щедро делится с народными избранниками, и в первую очередь с Дедом. Ктому же, несмотря на молву, он вполне мог считаться бизнесменом, у него былисвой ресторан, казино, бензозаправки, два автосалона, пай в трех строительныхфирмах, пара заводиков, где ляпали пельмени и сбивали масло, и еще много чего,сразу и не вспомнишь. И если уж Деду пришла охота собрать цвет нашегопредпринимательства, то Тагаеву здесь самое место. Начав с дворовой шпаны, пометкому выражению Деда, Тагаев к тридцати шести годам стал в масштабах нашего областногоцентра очень и очень богатым человеком.

Однако, несмотря на успехи в бизнесе, он был фигуройвсе-таки нежелательной. Вот так являться на тусовку пред ясные очи Деда — верхнаглости, и то, что он вдруг появился, здорово удивило даже меня. Тагаев посмеивалсянад властью, наживал свои миллионы и никуда не лез. Хотя в последнее время моги озадачить: к примеру, заказал колокола на свои кровные для Воскресенскойцеркви, а также оклад на икону Богородицы из чистого серебра с позолотой, о чемраструбили все газеты, поместив его портрет в обнимку с нашим епископом. Мойдруг Лялин, который всегда все знает лучше всех, три дня назад подергал рыжийус, разглядывая фотографию, и заявил:

— ТТ в политики намылился.

— Чушь, — возразила я, потому что была о Тимурелучшего мнения.

— Помяни мое слово, — самодовольно изрек Лялин. Янахмурилась.

— Он умнее, чем кажется, — вступилась я за Тимура.

— Парню стало тесно, — хмыкнул Лялин, —хочется душевно развернуться.

На этом разговор мы прекратили, каждый остался при своеммнении.

То, что Тагаев впервые появился на официальном приеме, меняозадачило и навело на мысль, что Лялин, возможно, прав.

Я взглянула на Деда, желая знать, как отнесся он к стольнеожиданному появлению, и смогла убедиться, что не только у меня возникло такоежелание: взгляды присутствующих метались от Деда к Тагаеву, и все напряженночего-то ждали. В лице Деда наметилось некоторое недовольство. Но надо отдатьему должное, он быстро справился с собой, в сторону Тагаева даже не взглянул,игнорируя его появление, и продолжил разговор с толстяком. Далее было оченьинтересно: толпа попятилась от ТТ, точно от зачумленного, а он с блуждающейулыбкой на устах прогулялся по залу. От стола навстречу к нему выпорхнулсначала один бизнесмен, затем другой, потом они просто-таки потянулисьвереницей. Дед, конечно, и в Африке Дед, но и с Тагаевым задираться дураковнет. Тимур всегда все подмечал и ничего не прощал.

Граждане судорожно шарахались от одного к другому. Дед едвазаметно дергал щекой, а Тагаев явно наслаждался ситуацией.

Ко мне подскочила Ритка, лицо ее пылало, глаза металимолнии.

— Он что, с ума сошел? — зашипела она, обращаясько мне. Я выразила удивление поднятием бровей. — Он что, с умасошел? — гневно повторила она, должно быть, избрав меня козлом отпущения.

— Возможно, — уклончиво ответила я, не желаязатевать диспут на малоинтересную для меня тему.

— Какая наглость, — простонала она, готовясьразреветься от злости.