Я ощутил легкую душевную боль. Кто бы предположил, чтоподобное может случиться в тихом болоте Лимстока?

Джоанна мгновенно проявила живейший интерес:

– Да ну? И что в этом письме говорится?

Должен заметить, что в романах анонимные письма – грубые,внушающие отвращение – по возможности не показывают дамам. Подразумевается, чтодам следует во что бы то ни стало защитить от потрясения, в которое подобноеписьмо повергнет их нежную нервную систему.

Очень жаль, но я должен сказать, что мне бы и в голову непришло скрыть письмо от Джоанны. Я немедленно протянул ей лист.

Джоанна подтвердила мою веру в нее тем, что не проявиланикаких чувств, кроме веселого удивления.

– Какая жуткая гадость! Я слыхала об анонимных письмах,но мне никогда не приходилось их видеть. Они что, все такие?

– Не могу сказать, – ответил я. – Для меняэто тоже впервые.

Джоанна захихикала.

– Похоже, ты был прав, говоря о моей косметике, Джерри.Наверное, они тут решили, что я просто обязана быть распутной женщиной!

– К тому же, – сказал я, – нужно учесть тотфакт, что наш отец был высоким смуглым человеком с длинным худым лицом, а нашаматушка – очаровательное маленькое создание, голубоглазое, с прекраснымиволосами, и что я похож на отца, а ты – на маму.

Джоанна задумчиво кивнула.

– Да, мы ничуть не похожи. Никто и не подумает, что мыбрат и сестра.

– Кто-то и не подумал, – сказал я с чувством.

Джоанна заявила, что она считает все это просто забавным.Она помахала письмом, держа его осторожно за уголок, и спросила, что мы с этимсделаем.

– Я полагаю, будет наиболее верным, – предложиля, – сунуть его в огонь, энергично выразив свое отвращение.

Я подкрепил свои слова действием, и Джоанна зааплодировала.

– Ты это проделал великолепно, – сказалаона. – Тебе просто необходимо пойти на сцену. Какое счастье, что у нас всееще есть огонь, правда?

– Корзинка для бумаг не была бы стольдраматична, – согласился я. – Хотя, конечно, я мог поджечь листокспичкой и понаблюдать, как он медленно сгорает.

– Когда тебе нужно что-то сжечь, оно ни за что незагорается, – сказала Джоанна. – Оно гаснет. Тебе наверняка пришлосьбы чиркать спичку за спичкой.

Она встала и подошла к окну. Потом, стоя там, вдруг резкообернулась.

– Удивляюсь, – сказала она, – кто могнаписать такое?

– Вероятно, мы никогда этого не узнаем, –предположил я.

– Я тоже так думаю. – Она помолчала немного ипродолжила: – И тем не менее, не знаю уж почему, мне все это кажется забавным.Видишь ли, я думала, они… я думала, нас здесь полюбят.

– Так оно и есть, – сказал я. – Просто тутживет какой-то наполовину свихнувшийся тип.

– Надеюсь, что это так. Фу, гадко!

Джоанна ушла наружу, на солнышко, а я, закуривая положеннуюпосле завтрака сигарету, решил, что сестра права. Это действительно гадко.Кого-то возмутил наш приезд сюда… кого-то возмутила юная, яркая красотаДжоанны… кто-то хотел причинить боль. Возможно, лучшим выходом было посмеятьсянад всем этим.

Тем утром к нам зашел доктор Гриффитс. Я договорился с ним оеженедельных осмотрах. Мне нравился Оуэн Гриффитс. Он был смуглый, нескладный,с неловкими манерами и мягкими, искусными руками. Говорил он отрывисто и былслегка застенчив:

– Вы не хуже чувствуете себя сегодня, а? Или это моевоображение, или с утра на вас немножко действует погода.

– Не то, – сказал я. – Вместе с утренним кофепришло довольно грубое анонимное письмо, и оно оставило достаточно гадкийпривкус во рту.

Доктор уронил свой портфель на пол. На его тощем, темномлице отразилось возбуждение.

– Вы хотите сказать, что и вы получили одно из них?

Я заинтересовался:

– А что, здесь такое случается?

– Да. С некоторых пор.

– О, – сказал я, – понятно. А я-то решил, чтолишь присутствие столь странных личностей, как мы, вызвало чье-то негодование.

– Нет-нет, ваш приезд ни при чем. Это просто… – Онпомолчал и спросил: – О чем там говорилось? По крайней мере… – Он внезапнопокраснел и смутился. – Возможно, я не должен был спрашивать?

– Я с удовольствием отвечу вам, – сказал я. –Там всего лишь сообщалось, что экстравагантная девица, которую я привез ссобой, вовсе мне не сестра. И это, добавлю, кратчайшее изложение.

Смуглое лицо доктора налилось гневом.

– Проклятье! Ваша сестра… надеюсь, она не слишкомрасстроилась?

– Джоанна, – пояснил я, – не очень-то похожана ангелочка с рождественской елки, она более чем современна и достаточнокрепка. Она нашла это в высшей степени забавным. Ей не приходилось преждесталкиваться с чем-либо подобным.

– Да уж надеюсь, что не приходилось, – сказалГриффитс.

– И в любом случае, – сказал я уверенно, –здесь ничего не остается, кроме как посмеяться. Как над чем-то чрезвычайнонелепым!

– Да, – сказал Оуэн Гриффитс, – всего лишь…

Он замолчал, и я быстро подхватил:

– Совершенно верно. Всего лишь слова.

– Беда в том, – сказал он, – что такого родавещи, однажды начавшись, сами по себе не заканчиваются.

– Могу вообразить.

– Безусловно, это патология.

Я кивнул.

– У вас есть какие-нибудь соображения об авторе? –спросил я.

– Нет, лишь желание узнать. Видите ли, причин ксочинению анонимных писем может быть две. Если это единичное письмо –отправленное одному человеку или группе лиц, – то можно сказать, что ономотивировано. То есть его написал некто, имеющий причины для недовольства (илиполагающий, что имеет) и выбирающий грязный, тайный путь к проявлению этогонедовольства. Это дурно, и это вызывает отвращение, но такой человек необязательно сумасшедший, и обычно довольно легко определить автора – уволенныйслуга, ревнивая женщина и так далее. Но если это не единичный случай, а принципдействия личности, то это уже куда серьезнее. Письма рассылаются беспорядочно,и они служат одной цели – заменить какие-то разрушенные надежды в воображениипишущего. Как я уже сказал, это, безусловно, патология. И безумиепрогрессирует. В конце концов, конечно, автора анонимок выследят и поймают(часто это, кстати, оказывается человек, о котором просто невозможно подуматьподобное), и тем все и кончится. Был подобный инцидент, на другом концеграфства, в прошлом году – когда уволили заведующую отделом дамских шляп вбольшом универмаге. Тихая, изысканная женщина, работала там много лет. Яприпоминаю несколько случаев и из моей практики. Но это были несчастные,озлобленные, уволенные люди. Однако, как я сказал, я уже видывал подобное, иэто, совершенно искренне, пугает меня!