В сорок один год ей казалось, что вся ее жизнь позади. АОливер, когда Сара это говорила, всегда только смеялся:

– Господи, Сарри... ты ничуточки не изменилась с техпор, как я с тобой познакомился.

Он это говорил серьезно. И это была правда, почти правда. Ейсамой и тем, кто оценивал ее более критично, была очевидна разница. Некогдаблестящие каштановые волосы, которые в молодости спадали ей на спинуотливавшими медью потоками, теперь поблекли. Они спускались ей до плеч, сединауже не была редкостью, что более огорчало детей, чем саму Сару.Пронзительно-синие глаза не потеряли своей прелести, как и матово-белая кожа.Морщин, этих следов времени, было ничтожно мало, впрочем, Оливер говорил, чтоони лишь придают большую выразительность ее лицу...

Сара была привлекательной женщиной и девушкой когда-то тожебыла привлекательной: высокой и стройной, с хорошей фигурой, красивыми руками,с чувством юмора, которым искрились ее глаза. Именно это в первую очередьпонравилось в ней Оливеру – ее смешливость, заводной характер, смелость, а ещенепреклонная вера в правоту своих убеждений. Когда она была молода, некоторыесчитали ее характер трудным. Но Олли никогда так не думал. Ему нравился образее мыслей, ее рассуждения, манера говорить. Их отношения строились на взаимномуважении и любви, да и в постели все у них складывалось очень хорошо. Так быловсегда, и теперь тоже. Иногда ей даже казалось, что по прошествии двадцати летв этом плане стало лучше. И пожалуй, это было действительно так. Онивеликолепно знали друг друга, поэтому каждая ласка была словно поглаживаниедорогой реликвии из красного дерева, обточенной тысячекратными прикосновениями,полными нежности и заботы.

Оливеру потребовалось ровно два года, чтобы убедить Сарувыйти за него замуж. Так в двадцать три она стала Сарой Ватсон. Из-застроптивости, в духе тогдашней моды, она отказалась от традиционной свадьбы.Бракосочетание состоялось в саду дома его родителей в Паунд-Ридже, куда изЧикаго приехали ее родители и младшая сестра. На Саре было ярко-красное платьеи большая шляпа, что делало ее более похожей на барышню с полотна живописцадевятнадцатого века, чем на невесту, но оба были счастливы. Медовый месяц онипровели на Бермудах, где им катастрофически не повезло с погодой, однакомолодые ее не замечали. Они смеялись, дурачились, валялись в постели чуть ли недо вечера; выходили лишь позавтракать в гостиничном буфете, а потом опятьубегали к себе в комнату, хохоча словно дети.

Прошло три недели, и Саре стало уже не так весело. Они жилив маленькой квартирке на Второй авеню, в доме, который был населенстюардессами, молодыми бизнесменами и холостяками. Вся эта бесшабашная публикабез конца устраивала вечеринки.

Как-то Олли пришел с работы и застал жену такой печальной,словно скончалась ее лучшая подруга. Но дело было в другом. Сару озадачилоотсутствие месячных после возвращения с Бермуд. Она добросовестно пользоваласьрезиновым колпачком практически все время с момента свадьбы и была уверена, чтоне забеременеет. Но данное средство почему-то не сработало, она оказалась в положении.Сара хотела сделать аборт. Оливер был в ужасе от одной только мысли об этом. Ноее еще более ужасала перспектива так скоро стать матерью.

– Мы же еще не собирались обзаводиться детьми... Я хочуснова работать...

Она в тот момент предполагала устроиться редактором влитературный журнал, рассказы ее особым спросом не пользовались, кроме того,Сара подала заявление в аспирантуру Колумбийского университета. Выйдя замуж заОлли, она бросила работу в галерее, поскольку ежедневно ездить в Сохо было неудобно.

– Работа никуда не убежит! – заявлял Олли, обсуждая сСарой эту проблему. Он успокаивал, убеждал, делал все, что мог, чтобы онаперестала огорчаться.

Но Сара была безутешна, и каждый вечер по пути домой егоохватывал страх: а что, если... если, пока он был на работе, она сделала аборт.Однако этого не случилось. У Сары не нашлось на такой поступок ни физических,ни моральных сил. Она только постоянно расхаживала по квартире, мучаясьвопросом, как можно было такое допустить. Оливера ее настроение удручало. Онвсегда хотел иметь четверых детей, даже если бы это создало напряженность длясемейного бюджета. Но Олли надеялся на себя. Дела его шли хорошо, он быстропродвигался в фирме, но даже если бы им пришлось голодать, он бы не разрешилСаре сделать аборт. Просто бы не разрешил. Это был их ребенок. Их. И задолго доего рождения Олли его любил.

Бенджамин Ватсон появился на свет с копной ярко-рыжихволосиков на головке и выражением изумления в светлых глазенках. Это произошлоровно через девять месяцев и три дня после их свадьбы. Казалось, ему нетерпится поскорее узнать мир, он много плакал и, к радости Оливера, мечтавшегоиметь сына, был очень похож на свою маму. Бенджамин рос как тополек и проявлялне только внешнее сходство с Сарой. У него обнаруживались ее решительность,упорство, ее неуемный темперамент. Бывали дни, когда Сара думала, что удушитсвое дитя, прежде чем Оливер вернется с работы и успокоит обоих. Как толькопоявлялся отец, малыш сиял от счастья, смеялся, лопотал. Оливер брал его наруки и носил по дому, в то время как Сара со вздохом облегчения и бокалом винав руке опускалась в кресло, задавая себе вопрос, как все это пережить.Материнство явно не было ее призванием, да еще квартира – такая маленькая – нупросто с ума сойти можно. В плохую погоду, что часто случалось в тот год, онивообще не выходили, от криков малыша сотрясались стены, и Сара думала, что невыдержит, потеряет рассудок. Оливер хотел бы поселиться с семьей за городом, всобственном доме, но пока это была мечта далекого будущего, они не могли себеэтого позволить. Сара предлагала пойти работать, но когда делали прикидки,оказывалось, что это не имеет смысла, потому что вся ее зарплата уходила бы наоплату няньки и денег бы не прибавилось. Лично для Сары этот выход на работу означалотдых от домашних забот, но Оливер считал, что ей важнее быть с ребенком.

– Странно ты рассуждаешь, Ол. Ты что, хочешь, чтобы ятут целыми днями сидела, разговаривала сама с собой и слушала, как он орет?

Временами ей действительно казалось, что она этого невынесет, и перспектива иметь четверых детей, о которых Олли по-прежнему мечтал,приводила ее в отчаяние.

От ее родителей помощи ждать не приходилось. Они жили вЧикаго. Его родители и хотели бы помочь, но дальше добрых намерений это не шло.Олли был единственным ребенком, и его мать, судя по всему, забыла, как смаленькими детьми трудно. Бенджамин явно нервировал ее, но Сару он нервировалкуда больше.

В конце концов малыш подрос и стал спокойнее, и когда началходить, уже не повергал Сару в прежний ужас. На лето они сняли дом наЛонг-Айленде, в следующем году можно было бы отдать ребенка в садик... Еще год– она будет посвободнее и тогда снова сможет писать. Сара отказалась от идеипостоянной работы. Она решила написать роман.

Все стало налаживаться, но она слегла с тяжелейшим гриппом,да таким, что, проболев месяц, чувствовала себя при смерти. Никогда в жизни онатак не болела. Температура не проходила, кашель напоминал туберкулезный и душилее с утра до вечера до тошноты. В конце концов, провоевав с болезнью четыренедели, Сара решила разориться и сходить к врачу. Оказалось, что у неедействительно грипп, но не только. Она ждала следующего ребенка. На этот раз небыло злости, ярости, приступа бешенства, были просто отчаяние и плач, который,как казалось Оливеру, никогда не кончится. Она не могла отнестись к этомуспокойно, не могла еще раз пройти через это. Она не могла бы растить еще одногоребенка. Бенджамин не успел вырасти из пеленок, а тут еще один. Тогда Сараединственный раз видела, что и Оливер по-настоящему приуныл. Он не знал, чтоделать, чем утешить ее. И, как в первый раз, боялся за ребенка, но Сара толькосильнее плакала, когда слышала об этом.