Да какой идиот может звонить в учреждение в девятом часувечера и надеяться, что кто-то снимет трубку?! Она, Лидия, трубку ни за что неснимет.

Телефон звонил.

— Да!!! — проорала она, дотянувшись и нажав кнопку громкойсвязи на замызганном “Панасонике”. — Да! Алло! Алло, черт вас возьми!

В недрах “Панасоника” что-то потрескивало, шуршало ишелестело потусторонним шелестом, но даже отдаленно это не было похоже начеловеческую речь.

— Я слушаю, — смирившись с судьбой, уготовившей ей на этотвечер все возможные испытания, проговорила Лидия и подъехала в кресле поближе.— Слушаю вас!

— Большая игра начнется завтра, — вдруг сказал “Панасоник”отчетливо.

— Что? — переспросила изумленная Лидия и сорвала трубку сбледного пластмассового телефонного тельца. — Алло, кто это говорит?!

Но в трубке уже уныло гудел отбой.

Лидия посмотрела сначала на трубку, потом на аппарат, потомпослушала монотонные гудки, зачем-то нажала и отпустила кнопку громкой связи.

— Чушь какая! — громко возмутилась она и брякнула трубкуобратно на телефон. — Больные какие-то звонят…

Она вернулась к своему столу и уставилась в текст,подрагивавший на голубом экране.

“Противостояние различных властных группировок приняло впоследнее время не просто уродливые, а какие-то, скажем прямо, почти комедийныеформы. Спросите у своих друзей, чем один воскресный телевизионный вечеротличается от другого, и скорее всего вам ответят, что отличаются ониколичеством и качеством помоев, какими потчуют друг друга не толькополитические деятели, но и журналисты.

Чего только мы не узнали в последнее время о сильных мирасего, а также об их женах, братьях, сестрах, любовницах, детях и внуках!Стереотип срабатывает на все сто — при слове “семья” нам первым делом приходятв голову не собственные мама и папа, а президентское окружение. Как вы думаете,к чему бы это? Я знаю точно — к выборам!”

— О господи, великий боже, я написала это ровно три минутыназад. Почему я никак не могу понять, о чем вообще идет речь?

“Большая игра начнется завтра”.

Какая игра? Почему она завтра начнется и кому понадобилосьсообщать об этом Лидии?!

Может, завтра футбол, и это какие-то сумасшедшие фанатыбалуются? Какой завтра день недели? Среда?

— Что ты переполошилась, как курица? — строго спросила усебя Лидия, и собственный голос в тишине просторной пустой комнаты показался ейдо смешного жалким. — Мало ли придурков звонят нам каждый день?!

Она покосилась на молчащий телефон, встала, прошлась покомнате, стараясь не зацепиться любимыми брюками за костистые углы громоздких иочень неудобных канцелярских столов, и заглянула в чайник. Как ни странно, внем была вода. Должно быть, Нинулька налила, зная, что Лидии непременнопотребуется кофе. Чайник — “Щелк! И вода в нем согреется за одну минуту!” —сразу приятно зашумел, и Лидия насыпала кофе в громадную белую кружку снарисованным на боку красным сердцем и надписью, сообщавшей почему-то, что “ялюблю Нью-Йорк”.

“Какая, к черту, большая игра?! Мне нужно работать. Сейчас своплями ворвется Леонтьев, не дождавшийся на выпуске моей статьи, и будет мнепо первое число, а также по второе. Завтра на летучке у главного он начнетдолго и нудно объяснять коллективу, как я их подвела, что на меня нельзяположиться, а это была такая замечательная возможность отличиться, поэтому вкомандировку в ЮАР отправится Павел Владимирович Гефин, а вовсе не ЛидияШевелева… Мне нужно быстро дописать эту дурацкую статью, не отвлекаясь насумасшедших, которым пришла в голову фантазия набрать редакционный номер”.

Лидия залила водой кофе и вновь задумчиво посмотрела нателефон.

Что-то тут не так.

Это звонил не сумасшедший.

Звонил кто-то, кто хотел, чтобы именно она, Лидия Шевелева,сняла трубку и услышала этот бред про большую игру. Она была в этом совершенноуверена.

И голос какой-то непонятный — не мужской и не женский.Невразумительный какой-то голос…

Дверь, жалобно скрипнув, отлетела в сторону, Лидиядернулась, взвизгнула со страху и облилась кофе.

— Ты что? — спросил с порога зам главного.

— Ты меня напугал, — ответила она с облегчением и, пристроивкружку на компьютер, стала стряхивать с водолазки кофейные ручьи. — Что тыврываешься, ей-богу? Хоть постучал бы…

Зам главного вдвинулся в комнату и посмотрел на Лидию слюбопытством.

— Чего это я должен стучать? Никогда не стучал, а теперьдолжен стучать?

— Не знаю! — сказала Лидия сердито. — Ты меня напугал, ивсе. То больные какие-то звонят, то ты врываешься… Кофе будешь пить?

— Буду, — согласился зам главного. — Девчонки на выпускедаже не предложили.

Он сел верхом на стул, пристроил на спинку локти и сцепилухоженные загорелые руки в белоснежных манжетах трехсотдолларовой рубашки.

— Готов материал?

Лидия налила ему кофе в кружку с надписью “Я люблю чай” иотрицательно покачала головой:

— Нет пока, Игореш… Мне еще полчасика надо… Если б не этотпридурок, который позвонил, я бы…

Игорь перебил ее с досадой:

— Плохому бегуну, Лидия, всегда кроссовки жмут. Сказано —сдать через полчаса, значит, и надо сдавать через полчаса. При чем здесь звонкикакие-то?

— Он меня отвлек, — Лидия жалобно посмотрела в лицоначальнику, — и из равновесия вывел. Представляешь, позвонил и сказал, чтозавтра начнется большая игра…

— Завтра? — переспросил зам с недоумением. — Завтра нетникакой игры. Игра в среду. Наши с немцами играют. Это тебя заранеепредупредили, чтобы ты не пропустила.

— Ты что? — спросила Лидия с подозрением. — Смеешься?

У них были странные отношения.

Года два назад случилась у них внезапно короткая и бурнаялюбовь, которая так же быстро и бестолково закончилась.

Игорь Леонтьев был женат уже лет двадцать, имел взрослых иумных детей и такую же взрослую и умную жену, которая на шалости талантливогомужа смотрела сквозь пальцы. Или это редакционным барышням казалось, что сквозьпальцы?

Лидия влюбилась в шефа, с которым к тому времени проработалауже больше года, неожиданно и сильно, изменив своему главному жизненномуправилу — никогда не связываться с женатыми мужиками.

Потом… потом он так же неожиданно охладел к ней, а она ктому времени уже насочиняла себе сказок о том, как хорошо они будут вместежить, какие у них будут дети и выходные на даче. Конечно, никаких детей и дачИгорь Леонтьев и не думал планировать, и Лидия выползала из этой никому ненужной любви долго и трудно.