«Отучился, бедолага! – думал санитар, открывая дверьбельевой. – Вот ведь… думал, выучится, доктором станет…»

Он обвел бельевую пустым, безразличным взглядом…

И вдруг увидел, как шевельнулась простыня, которой быланакрыта хромированная каталка.

Еще не понимая, что это значит, он приподнял край простыни…

На него уставились два немигающих, горящих мрачным огнемглаза.

– Только пикни, – прошептал притаившийся подкаталкой человек.

– Это… ты студента придушил? – проговорилАнатолий, справившись с перехватившим горло спазмом.

– Догадливый! – осклабился убийца. – И тебяпридушу, если зашумишь!

Теперь Анатолий вспомнил его: этот больной поступил к нимпять лет назад с последствиями тяжелой операции на мозге. Чудом выжил, но ни начто не реагировал, круглые сутки лежал, тупо глядя перед собой и пуская пузыри.Типичный «овощ», самый тот контингент для шестой палаты.

Правда, в последнее время Анатолию пару раз казалось, что вглазах этого «овоща» мелькала какая-то осмысленная искра, но доктора наосмотрах не находили никаких улучшений, а докторам лучше знать, на то они идоктора. Так что Анатолий помалкивал.

– Ты – придушишь? – Санитар оценивающе взглянул на«больного» – когда-то он, безусловно, был сильным человеком, но пять летболезни и неподвижности сделали свое дело, в то время как сам Анатолий наздоровье не жаловался – санитаром в психиатрическое хилого не возьмут.

Но он вспомнил, как тот придушил Славика, – студент ипикнуть не успел… оценил мрачный блеск глаз… нет, это не пустая угроза! Этотпридушит, как цыпленка!

– Не успеешь. – Анатолий прикинул расстояние додвери, напрягся. – Я закричу, через минуту здесь толпа будет. Вся больницасейчас у нас в отделение примчится.

– А может, успею? – Убийца тоже напрягся,приготовился к прыжку.

– Ну что, играть будем? Кто кого? – Анатолийоблизнул пересохшие губы.

– А может, лучше договоримся? – Глаза убийцызаблестели. – У меня деньги есть… большие деньги…

– Ну да. – Анатолий усмехнулся, но слегкарасслабился – разговор о деньгах его больше устраивал, чем разговор осмерти. – Ну да, у нас в отделении один себя Биллом Гейтсом считает, я,говорит, самый богатый человек в мире… а еще один псих объявил себяХодорковским, требует, чтобы ему разрешили варежки шить…

– Я не сумасшедший, – проговорил скорчившийсячеловек. – У меня были проблемы с головой, но я выздоровел. И у менядействительно есть большие деньги. Только их еще нужно взять. И здесь мнепонадобится твоя помощь.

– Ты за кого меня принимаешь? – Анатолий наполшага приблизился, не теряя бдительности. – Что я, по-твоему,законченный псих?

– Наоборот. – Скорченный человек взглянул насанитара неожиданно острым, проницательным взглядом. – Ты мужик умный,толковый… знаешь, чего хочешь. С другим бы я и разговаривать не стал. Ты вотлучше послушай, что я расскажу… только вот что. – Он досадливопоморщился. – Вылезу я отсюда, неудобно так, согнувшись… – Он выбралсяиз-под каталки, растер затекшие суставы, потянулся.

Анатолий снова поразился силе, которой дышала фигура этогочеловека, и на всякий случай отступил к двери.

– Боишься? – Тот усмехнулся кривой волчьейусмешкой. – Это хорошо… значит, не обманешь…

Анатолий выслушал совершенно неправдоподобную историю,рассказанную ему бывшим «овощем», полчаса назад убившим его напарника, инеожиданно поверил в нее. Поверил, что его жизнь может внезапно чудеснымобразом измениться. Станет он не санитаром в психушке, выносящим горшки задебилами, а богатым, свободным человеком… Никто не будет на него орать ивыговаривать за несвежее белье и неухоженных пациентов «овощного отдела», никтоне будет гонять его по мелким поручениям…

Анатолий нервно сглотнул и пригляделся к своему собеседнику.

Все это похоже на правду… вот только нельзя и на минутуверить этому человеку. Он убил Славика – так же убьет и его, Анатолия…

– Никому нельзя верить, – проговорил тот, будтопрочел мысли, – ни другу, ни брату, ни жене. Самому себе – и то в самомкрайнем случае. Только одному человеку можно…

– Это кому же? – недоверчиво переспросил санитар.

– Тому, у кого те же интересы, что у тебя. Тому, комуты нужен. Сейчас ты мне нужен, а я – тебе. Значит, мы с тобой можем друг другуверить.

– А потом?…

– А потом будет суп с котом! Сейчас ты меня отсюдавыведешь. Сможешь?

– Отчего не смочь? – Анатолий огляделся. –Конечно, смогу. Полезай на эту каталку…

– Видеть ее не могу… – пробормотал «овощ», нопослушно вскарабкался на металлическую каталку, вытянулся на ней, как покойник.Анатолий завалил его стопками грязного белья, оглядел со стороны, осталсядоволен и выкатил в коридор.

Навстречу ему попался Мишка Лямкин с четвертого этажа. Недавая ему раскрыть рта, Анатолий выпалил:

– Ну чего – нашли того гада?

– Какое там! – Лямкин безнадежно махнулрукой. – Верно, давно уж в город выбрался… надо милицию звать, а Зароевтрясется – в его дежурство такое ЧП…

Лямкин снова махнул рукой и побрел дальше по коридору, незадав естественный вопрос – куда это Анатолий в четыре часа утра, в разгарсуматохи, везет тележку с грязным бельем…

Анатолий подкатил тележку к лифту, спустился в цокольныйэтаж, проехал мимо дремлющего охранника. Тот приоткрыл один глаз, узналзнакомого и заснул снова.

Выкатив тележку через незапертые двери, Анатолий огляделся.На улице не было ни души.

– Ну, вылезай, пассажир! – проговорил онвполголоса. – Дальше своими ногами пойдешь!

«Овощ» раздвинул грязное белье, спрыгнул с каталки.

– В таком виде? Да меня первый же милиционер остановит!Нет уж, взялся помогать – помогай!

– Ладно, пойдем!

Анатолий оставил тележку, прошел через больничный двор кстоянке, на которой среди машин персонала стояла его ржавая «пятерка».

– Залезай! – скомандовал он, открыв дверцу. –Пару часов здесь подождешь, только согнись, чтобы тебя никто не заметил. Яскоро сменюсь и отвезу тебя в безопасное место.

Он запер машину, вернулся в отделение и принял самоедеятельное участие в поисках сбежавшего больного.

Наконец доктор Зароев вызвал милицию и сообщил о сбежавшемпациенте. Про убитого санитара он пока велел помалкивать. Персонал дружно пожалплечами – доктору виднее.

С Анатолием, как с почти очевидцем происшествия, поговорилневыспавшийся толстый майор. Анатолий рассказал все честно – до того момента,как вошел в бельевую. Майор повздыхал, посетовал, что их так поздно вызвали, ипозвал следующего санитара.