– Ладно-ладно, Шурасик! Ради нашей дружбы– все что угодно! Но с чего ты решил, что записка тебе? Она же неподписана! – уступил Жикин.

– Мне ее принес купидон! – двумяруками вцепившись в свое призрачное счастье, заявил Шурасик.

– То-то и оно, что купидон!.. Пухлыеобжоры вечно ошибаются! Для этих пройдох с крылышками мы, маги, все на однолицо, как эфиопские джинны. Мне вон позавчера, прикинь, доставили розы!Громаднейший букет! Сунул в окно сухофрукт с крылышками, развернулся и улетел,мелодично икая. Небось конфеты были с ликером, раз его так развезло! Я удивился,стал букет исследовать, а там, вообрази, записка. Прикольная такая: «Я тебязабыл, но розы помнят. ГП». Я рыдаль! Я умираль от смейха ! Розы помнят, ха-ха!Может, еще и корзина помнит?

– Ты всегда читаешь чужие записки? –возмутился Шурасик.

Он понял, что его записка не была исключением.

– Бриллиантовый мой, откуда ж я знал, чтоона чужая? Если бы на конверте так и было написано: «чужая записка, строго недля Жикина», я б, конечно, воздержался, как честный человек. Ну минут пять хотябы воздержался. А то ведь ни слова! Даже намека не было, что записка Таньке.Может, она Ритке Шито-Крыто или… хе-хе… Зубодерихе! Вообрази себе только такое:Пуппер и Зубодериха! Роковая парочка!

– С розами-то ты что сделал? –оборвал его Шурасик.

– Розы я своим девочкам раздарил.Девяносто девять роз и то, вообрази, не всем хватило. Я дико популярен в этомлягушатнике! – сладко потирая ручки, сказал Жикин.

– А Таньке ты ничего не сказал? –уточнил Шурасик.

– С какой стати я буду Гроттершедокладывать? Я ей что, «Последние магвости»? Хочешь все знать: купи себедятла-почтальона или подпишись на «Сплетни и бредни»! – заявил Жикин.

Шурасик поковырял пальцем в раковине правогоуха, удаляя из нее остатки ненужных слов. Жикин начинал ему надоедать. Он былкакой-то мелкий, без полета. Жору нужно было прописывать в терапевтическихдозах, в качестве примера жизненной пронырливости при отсутствии способностей –не более того.

– Ты зачем пришел, Жика? Про Пупперапоболтать? – спросил вдруг Шурасик.

Вся глумливость с лица Жоры мигом улетучилась.

– Да ну его, этого Пуппера! –отмахнулся он. – Слышал, что сегодня сказал Сарданапал? Скоро мы вседолжны будем пройти испытания Феофедула. Что он вообще за птица, этот Феофедул,ты в курсе?

– Не Феофедул, а Теофедулий! Теофедулий,один из учеников Древнира, вошел в историю как составитель универсальногомагического теста для выпускников школ чародейства. По результатам тестаопределяется магическая квалификация, уровень волшебных способностей иперспективы зачисления в магспирантуру. Это могут быть магспирантуры Тибидохса,Магфорда или любого другого учебного заведения, имеющие сходный магическийпрофиль, – не задумываясь, выпалил Шурасик.

Выпалил и грустно подумал: «Ну что я закладбище эрудиции? Разве так можно?»

Жикин торопливо придвинулся к Шурасику. Взеркале, которое недавно беспощадно пересмеивало тибидохского ботаника,отразился его точеный профиль.

– Слушай, э-э, Шурасик… Я всегда хорошо ктебе относился, был твоим единственным другом!

– Ты был моим другом? М-да… Короче, чеготебе надобно, старче?

– Ты не поможешь мне пройти тест этогоидиота Теофедулия? Ответы там напишешь за меня, а?

Шурасик с насмешкой уставился на Жикина:

– Кто-то из нас двоих явно перегрелся! Иэтот кто-то не я!.. Думаешь, Теофедулий ничего не предусмотрел противсписывания? Он усилил тест заклинанием множественности. Теперь оно имеетвосемьсот только непосредственных воплощений, не считая воплощенийПотусторонних Миров. Столько же воплощений в Аиде и Эдеме. Ну-с, каковавероятность того, что нам с тобой достанется один вариант?

– А вдруг повезет! Я в свою звездуверю, – нерешительно предположил Жикин.

– Допустим. Но все тесты раздаются наодновзглядной бумаге. Ты в курсе, что такое одновзглядная бумага? Для всех,кроме тебя, она будет казаться абсолютно чистой, хоть ты сожги ее с досады.Вопросы проявятся для проверки только после того, как к тесту будет приложенличный перстень Сарданапала. Ну и, разумеется, Зуби на всякий случай натянетдесяток страховочных заклинаний. И Поклеп будет шастать между рядами… – сказалШурасик.

С удовольствием садиста он наблюдал, как лицоЖикина скукоживается и приобретает клянчащее выражение профессиональногонищего. Жикин кинулся к нему и принялся трясти его за майку.

– Шурасик, придумай что-нибудь, я умоляю!Если я не наберу достаточного балла, мне поставят в аттестате штамп условноймагической пригодности. С ним меня ни на одну нормальную работу не возьмут!Только работать сутки через трое в пункте приема кувшинов из-под джиннов. Позакону подлости такие пункты устраивают или в пустыне Сахара, или в Антарктиде.Или придется таскать чемоданы за какой-нибудь дремучей ведьмой, которая едет наЛысую Гору заказывать себе новый парик и самозахлопывающиеся алмазные челюсти!Ну сделай что-нибудь!

Шурасик назидательно воздел к потолку палец.

– Во-первых, убери щупальца! Во-вторых,помочь тебе невозможно. Теофедулий предусмотрел все, что только можно былопредусмотреть. Во всяком случае, на тот момент, когда этот тест составлялся.

– Что ты имеешь в виду? –насторожился Жикин.

– Ну тесту уже много столетий. Магия стех пор чуток усовершенствовалась, и если очень хорошо подумать…

– Подумай, Шурасик, прошу тебя!

– Ну что тут можно предпринять? Даничего… Хотя чисто теоретически заклинание множественности можно перекрытьзаклинанием усиления вероятности Кекуса Кровавого, которое он применил в битвемагов у Волосатой Реки. Правда, для этого придется узнать, где именно ты будешьсидеть, и нарисовать внизу на столешнице семнадцать взаимосвязанных рун…Одновзглядную бумагу можно провести… э-э… скажем, заблаговременным применениеммагии второй сущности.

– Второй сущности? – переспросилЖикин.

Шурасик сострадательно уставился на него.

– Что я слышу, Жика? Сдается мне, тынедостаточно внимательно читал труды Ферапонта Элегиуса III, известного такжекак Азиатский узник. Разумеется, трудов Ферапонта нет в школьной программе, оникрайне занудны даже для меня, существуют в единственном свитке, и вообщесоздавались в седьмом веке, но не знать их непростительно!

– Я их знаю, только мне напрягаться влом!А что он такое накорябал, этот Ферапонт Элегиус?