Семь-Пень-Дыр, живший по соседству, комкал восне черную простыню и метался в банковском кошмаре, пытаясь извлечь годовойпроцент из нуля бубличных дырок, которые во сне называл «дурками». Процентупорно отказывался извлекаться, изводя жадного Дыра. Затем в кошмаре Пня явночто-то поменялось. Он спокойно повернулся на другой бок и спросил трезво ичетко: «Теперь главное понять, какая из этих двух выдр настоящая?» После чегозаснул уже без всяких сновидений.

Из комнаты Генки Бульонова доносилосьнепрерывное бормотание. Прислушавшись, Шурасик убедился, что Бульоновразучивает базовые заклинания элементарной магии, причем разучивает не безнекоторых успехов. Изредка бормотание сопровождалось сухим потрескиваниемкольца – это означало, что перстень искрой откликается на магию.

«Ударения не всегда правильно ставит! А вообщемолодец, быстро наверстывает!» – сниходительно подумал Шурасик и тотчасраскаялся в своей снисходительности.

В комнате Бульонова что-то загрохотало.Немного левее головы Шурасика в двери возникло отверстие размером в кулак.Шурасик трусливо присел и ретировался.

– Нет, вы видели? Темный маг разучиваетсветлое заклинание Искрис фронтис , паля по казенной мебели, и где? В закрытомпомещении! – пробормотал он.

На пересечении коридоров Шурасик едва нестолкнулся с Лизой Зализиной, которая, помахивая зонтиком, назойливопрогуливалась у комнаты Ваньки Валялкина. Не заметив Шурасика, Зализинаповернулась к двери и громко, явно не в первый уже раз, произнесла:

– Ты не мужчина, Валялкин! Ты мизер,размазня, пустое место! И не смей заговаривать дверь! Я хочу с тобойобъясниться!

– Лизон, я спать хочу! Я уже двести разтебе говорил: отстань! – жалобно откликнулся Ванька.

– Ты говоришь так потому, что не уверен всебе! Гроттерша задушит тебя своей серостью! У нее не жизнь, а сплошныенеприятности! Открой мне дверь, я требую! Я не дам тебе погибнуть, я спасу тебядаже помимо твоей воли!

– Это ты так думаешь.

– Ты боишься меня, и я знаю почему! Тыдуховный банкрот, опустошенная личность! Ты не хочешь слушать меня, потому чтоя голос твоей совести! Открой, скотина! – завывала Зализина.

– Лизон, сделай одолжение: выпейвалерьянки и иди спать! – хладнокровно отвечал Валялкин.

Но Зализина не желала пить валерьянку. Онажелала буянить, стучать в дверь ручкой зонтика и спасать Ваньку от пошлогобыта. Шурасик, которому она мешала пройти, вынужден был кашлянуть. Зализинаоглянулась, замахнулась зонтиком и зашипела как кошка:

– Подслушиваешь? У тебя что, своей жизнинет?

– Есть, Зализина. Все у меня есть. Именнопоэтому я и хочу пройти, – сказал Шурасик, по привычке к научномунаблюдению констатируя, что туалетная вода «Маленький мачо» оставила Зализинусовершенно равнодушной.

* * *

Темными путаными лестницами, следуяпричудливым всплескам факелов, Шурасик выбрался из Тибидохса. Пельменник сиделу подъемного моста на деревянной чурке, ковыряя пальцем в зубах.

Заметив, что кто-то идет, циклоп потянулсябыло к секире, прислоненной к перилам, но поленился ее брать и ограничился тем,что, как шлагбаумом, загородил проход ногой.

– Ночью не положено! Личный приказСарданапала! – сказал он голосом, в котором так и звенело служебноервение.

Шурасик молча сунул ему копченый окорок,которым заблаговременно запасся сразу после ужина.

– Ага! Дача взятки должностному лицу!Ссылка в копи к гномам до трех лет! Сейчас вызову дежурный караул! –воодушевился циклоп.

– Смотри, окорок заберу! –раздраженно сказал Шурасик.

Пельменник перестал буравить его единственнымглазом и взял окорок.

– Совсем народ шутки перестал понимать!..Слышь, ты там скажи ребятам, чтоб в другой раз пива приносили. А то на сушнякничего не лезет, – зевнул он и убрал ногу.

Шурасик вышел в парк, примыкавший к пруду.Пруд стабильно пованивал тиной. Шумел камыш. Деревья гнулись. Ночка темнаябыла. Короче, пейзаж. А пейзажи в приличных книжках принято или пропускать, илисписывать у Тургенева, зная, что их все равно пропустят. В тине что-то страннобулькало – то ли водяной гонял лягушек, то ли резвились русалки, которымднепровские омуты с их черными дырами-телепортами принесли утопшего водолаза.«Папа, папа, наши сети притащили мертвеца!» В лицо Шурасику подул ветер иковарно шепнул: «Май, ветер, любовь!»

– Я проинформирован, – буркнул Шурасик.

Вдоль темной, шевелящейся от ветра травынеторопливо текли куда-то поручик Ржевский и Недолеченная Дама.

– Нет, нет, нет и нет! Отстань! –отбрыкивался поручик.

– Ну не хочешь новый мундир – не надо!Носи хотя бы эполеты! – настаивала Дама.

– Нет!

– Ну, пупсик! Не упрямься!

– Сказано тебе: от-вянь!

– Хорошо. Не хочешь выглядеть достойно –будь всеобщим посмешищем. Тогда хотя бы не носи в спине эти пошлые ножики! Чтоза нелепый способ самоутверждаться? Ты уже взрослый мужчина! Образумься,Вольдемар! Не заставляй меня краснеть!

Чаша терпения поручика Ржевского, и без тогокрохотная, как водочная рюмка, окончательно переполнилась.

– А-а-а-а! Не называй меня Вольдемаром! Ятебя придушу! – завопил Ржевский и, кинувшись к жене, попытался вцепитьсяпальцами в ее призрачное горло. Разумеется, это ровным счетом ни к чему непривело.

Недолеченная Дама отнеслась к выходке поручикас полнейшим равнодушием. Она лишь покосилась на Шурасика и холодно сказаламужу:

– Стыдись, Вольдемар! Здесь посторонние!Оставь излишки своей внутренней культуры для узкого семейного круга!

Поручик обернулся, подплыл по воздуху кШурасику и заговорщицки зашептал ему на ухо:

– Слышь, Шурасик, не в службу, а вдружбу! Век тебе ночью являться не буду!.. Дрыгни мою супругу, а?

– Чего?

– Ну, как ты не понимаешь? Запусти в нее дрыгусом! А то она третьи сутки меня пилит! Пользуется тем, что ее даже придушитьнельзя, летает и на мозги капает! Еще немного, и я просто испарюсь! Тибидохсосиротеет без моего шарма!

– Да ну… Неохота мне сейчас магиюприменять. Еще Поклеп засечет в саду искры и выскочит разбираться, –отказался Шурасик.

– Шурасик, пожалуйста! Никогда тебябольше не попрошу! Прям до зарезу нужно! – Ржевский перестал шептать итревожно взглянул на жену.