В кафе царил полумрак, и трудно было что-нибудь рассмотретьотчетливо. Посетители – почти все молодежь. Насколько я понимаю, из тех молодыхлюдей, которых называют битниками. Девушки выглядели весьма неряшливо. Ипо-моему, были слишком тепло одеты. Я уже это заметил, когда несколько недельназад обедал с друзьями в ресторане. Девице, которая сидела тогда рядом сомной, было не больше двадцати. В ресторане было жарко, а она вырядилась вжелтый шерстяной свитер, черную юбку и шерстяные чулки. Весь обед у нее по лицуградом катился пот. От нее разило потом и немытыми волосами. Мои друзьянаходили ее очень интересной. Я не разделял их мнения. Мне хотелось одного:сунуть ее в горячую ванну и дать кусок мыла. Видимо, я отстал от жизни. Ведь яс удовольствием вспоминаю женщин Индии, их строгие прически, грациознуюпоходку, яркие сари, ниспадающие благородными складками.

Меня отвлек от приятных воспоминаний неожиданный шум. Двеюные особы за соседним столиком затеяли ссору. Их кавалеры пытались утихомиритьподруг, но тщетно.

Девицы перешли на крик. Одна влепила другой пощечину, а тастащила ее со стула. Они начали драться, как базарные торговки, поливая другдруга визгливой бранью. Одна была рыжая, и волосы у нее торчали во все стороны,другая – блондинка с длинными, свисающими на лицо прядями. Из-за чего началасьпотасовка, я так и не понял. Посетители сопровождали сцену ободряющимивосклицаниями и мяуканьем:

– Молодец! Так ее, Лу!

Хозяин, тощий паренек с бакенбардами, которого я принял заЛуиджи, вмешался – говор у него был как у истого уроженца квартала лондонскойбедноты.

– Ну-ка, довольно вам, хватит. Сейчас вся округа сбежится.Не хватает мне фараонов. Перестаньте, вам говорят!

Но блондинка вцепилась рыжей в волосы, завопив при этом:

– Дрянь, отбиваешь у меня парня!

– Сама дрянь!

Хозяин и смущенные кавалеры разняли девиц. У блондинки вруках остались рыжие пряди. Она злорадно помахала ими, а потом швырнула на пол.

Входная дверь отворилась, и на пороге кафе появилсяпредставитель власти в синей форме.

– Что здесь происходит? – грозно спросил он.

Кафе встретило общего врага единым фронтом.

– Просто веселимся, – сказал один из молодых людей.

– Только и всего, – добавил хозяин. – Дружеские забавы.

Он незаметно затолкал ногой клочья волос под соседнийстолик. Противницы улыбались друг другу с притворной нежностью.

Полисмен недоверчиво оглядел кафе.

– Мы как раз уходим, – сказала блондинка сладким голоском. –Идем, Даг.

По случайному совпадению еще несколько человек собралисьуходить. Страж порядка мрачно взирал на них. Этот взгляд ясно говорил: на сейраз им, так и быть, сойдет с рук, но он всех возьмет на заметку. И полисмен сдостоинством удалился.

Кавалер рыжей уплатил по счету.

– Как вы, ничего? – спросил хозяин у пострадавшей, котораяповязывала голову шарфом. – Лу вас крепко угостила – вон сколько волос выдрала.

– А я и боли-то никакой не почувствовала, – беззаботноотозвалась девица. Она улыбнулась ему: – Уж вы нас простите за скандал, Луиджи.

Компания ушла. Кафе почти совсем опустело. Я поискал вкарманах мелочь.

– Все равно она молодчина, – одобрительно сказал хозяин,когда дверь закрылась, и, взяв щетку, замел рыжие волосы в угол.

– Да, боль, должно быть, адская, – ответил я.

– Я бы на ее месте не вытерпел, взвыл, – согласился хозяин.– Но Томми молодчина!

– Вы хорошо ее знаете?

– Да, она чуть ли не каждый вечер здесь. Такертон еефамилия, Томазина Такертон. А здесь ее Томми Такер зовут. Денег у нее до черта.Отец оставляет ей все наследство, и что же она, думаете, делает? Переезжает вЧелси, снимает какую-то конуру около Уондсворт-Бридж и болтается со всякимибездельниками. Одного не могу понять: почти вся эта шайка – люди с деньгами.Все на свете им по карману, могут поселиться хоть в отеле «Ритц». Да только,видно, такое вот житье им больше по нраву. Чего не пойму, того не пойму.

– А вы бы что делали на их месте?

– Ну я-то знаю, как денежками распоряжаться, – отвечалхозяин. – А пока что время закрывать бар.

Уже на выходе я спросил, из-за чего произошла ссора.

– Да Томми отбивает у той девчонки дружка. И право слово, нестоит он, чтобы из-за него драку затевать.

– Вторая девушка, кажется, уверена, что стоит, – заметил я.

– Лу очень романтичная, – снисходительно признал хозяин.

Я себе романтику представляю немного иначе, но высказыватьсвоих взглядов не стал.

Примерно через неделю после этого, когда я просматривал«Таймс», мое внимание привлекла знакомая фамилия – это было объявление осмерти.

«Второго октября в Фоллоуфилдской больнице (Эмберли) ввозрасте двадцати лет скончалась Томазина Энн Такертон, единственная дочьпокойного Томаса Такертона, эсквайра, владельца усадьбы Кэррингтон-Парк,Эмберли, Суррей. На похороны приглашаются лишь члены семьи. Венков неприсылать».

Ни венков бедной Томми Такер, ни развеселой жизни в Челси.Мне вдруг стало жаль многочисленных Томми Такер наших дней. Но я напомнил себе,что, в конце концов, я, быть может, и не прав. Кто я такой, чтобы считать ихжизнь бессмысленной? А если моя собственная жизнь проходит впустую? Тихоесуществование ученого, зарывшегося в книги, жизнь из вторых рук. По правдеговоря, разве мне ведомы радости бытия? Впрочем, я никогда их и не жаждал.

Я решил больше не думать о Томми Такер и взялся заполученные в тот день письма.

В одном из них моя двоюродная сестра Роуда Деспард просилаоб одолжении. Я ухватился за ее просьбу – настроения работать не было, и вотнашелся прекрасный повод отложить дела.

Я вышел на Кингз-роуд, остановил такси и отправился к своейприятельнице, миссис Ариадне Оливер.

Миссис Оливер была хорошо известна как автор детективныхроманов. Ее покой охраняла горничная Милли, поднаторевший в схватках с внешниммиром дракон. Я вопросительно взглянул на нее. Милли энергичным кивком выразиламне позволение увидеть хозяйку.

– Идите-ка сразу наверх, мистер Марк, – сказала она. –Наша-то нынче с утра колобродит, пора ее в себя привести, может, вам удастся.