Часть своей первой книги о жизнелюбии я писал на озере Тегернзее. Там я мог почти ежедневно использовать для своего труда выдержки из местной газеты. Например, диаконическая социальная служба Тегернзейской долины сообщала о докладе натуропата под заголовком: «Путешествие по нашей системе пищеварения с цветными картинками. Послеобеденная встреча для пожилых с кофе и тортом». Католическая служба образования Тегернзейской долины на той же неделе оповещала о докладе натуропата следующим, вполне языческим заголовком: «Наше питание – наша судьба!» Я восхваляю добрый старый марксизм: «Человек есть то, что он ест». Это, по крайней мере, совершенно ясно. Между тем религия здоровья охватила и христианские церкви. Практически в каждой торжественной речи, произнесенной на праздновании человека старше шестидесяти, встретится фраза: «И все же наивысшая ценность – это здоровье!» И конечно же, это высказывание вызовет всеобщее одобрение, в том числе господина священника.

Но, к сожалению, такое утверждение является полной бессмыслицей. Никому и никогда во всей философской традиции Запада и Востока не пришла бы абсурдная идея увидеть наивысшую ценность в таком хрупком состоянии, как здоровье. Например, у Иммануила Канта наивысшая ценность – это единение святости и счастья, или Бог. Но сегодня здоровье превыше всего. Это привело к тому, что, с одной стороны, у нас в избытке терапевтов и медиков, а с другой – недостаток священников и пасторов. Профессии, которые имеют отношение к здоровью человека, всегда были исключительно привлекательны. Раньше таким «профессионалом» был священник, но сегодня он отвечает лишь за утилизацию отходов в конце. Сейчас спасения от недугов ждут от врача и психотерапевта (чуть что – виноваты они, конечно). Также и целибат как образ жизни перешел, очевидно, в эту область. При прощании с коллегой – главным врачом, который пожертвовал собой ради своего пациента, я услышал злое замечание: «Жена врача – это вдова, муж которой еще не умер». Одо Марквард, ужасное дитя немецкой философии, высказался на эту тему так: «Идеологическое ожидание близости здорового земного мира – это ментальный плюшевый медвежонок современных взрослых, впавших в детство».

В поисках материалов для книги я однажды позвонил в Немецкий союз студий фитнеса. Мне сообщили, что число членов фитнес-студий в Германии примерно от 100 000 в 1980 году выросло до 4,59 миллионов в 2000 году, в то время как Немецкая епископическая конференция утверждает, что в том же самом году число католических воскресных посетителей богослужения снизилось до 4,42 млн. То есть 2000 год был поворотным. Религия здоровья по всем показателям обогнала католический вариант христианства, хотя, конечно, все в этом мире пересекается – и священники ходят в фитнес-клубы…

Интересно, что весь мир говорит о здоровье, но никто точно не знает, что это такое. Чем являются болезни, мы в некоторой степени знаем – хотя бы по международной системе классификации заболеваний.

А что такое, собственно, здоровье? Житель Рейнской области сказал бы: «Здоровье – это просто нечто нормальное». Известно, что у жителя Рейнской области очень широкое понятие нормальности. Чего-то похожего в других регионах не наблюдается. Поэтому можно считать, что здоровье – это некое среднестатистическое значение. Но что значит «среднестатистическое»? В начале XX столетия знаменитый немецкий психиатр сделал примечательный доклад о том, что же такое нормальный интеллект. В итоге серьезного научного доклада он пришел к выводу, ныне широко известному: нормальный интеллект – это легкое слабоумие. Статистически это правильно: малоодаренных людей много, а гениев (как читателей этой книги) – единицы. Тогда действительно среднестатистическое значение – это легкое слабоумие. Тем не менее и это определение также неудовлетворительно.

Рудольф Гросс, известный немецкий терапевт, высказал одно интересное соображение. Практика показала, что число патологий находится в прямой связи с числом исследований. Если любым людям провести 5 исследований, то более чем 95 % исследованных, скорее всего, окажутся здоровыми. При 20 исследованиях лишь 36 %, а при 100 исследованиях каждый человек предположительно болен. Из чего можно сделать вывод, что здоровый – это тот, кто недостаточно обследован.

Впрочем, об этом говорил еще Карл Краус: «Самая распространенная болезнь – это диагноз». И Олдос Хаксли писал: «Медицина настолько продвинулась, что никто более не здоров». Обратимся к Всемирной организации здоровья (ВОЗ), которая несколько десятилетий назад дала четкое определение: «Здоровье – это полностью хорошее физическое, психическое и социальное самочувствие». Выходит, если у нас есть миллион долларов и мы социально благополучны, но имеем какие-то психологические проблемы (надеемся, у миллионеров они всегда есть) – тогда мы больны. Если так рассуждать, то вообще никто не здоров! Поэтому я обратился к старому домашнему врачу из Айфеля. Кто, как не он, должен был знать ответ! «Здоровый, – так опытный коллега ответил мне, – это человек, который может вполне счастливо жить со своими болезнями».

Вот! Я совершенно серьезно считаю это высказывание единственно верным определением здоровья. Или, говоря словами Фридриха Ницше: «Здоровье – это та мера болезни, которая еще позволяет мне заниматься тем, что для меня важно». Это гораздо ближе к старой врачебной медицинской традиции. Для Гиппократа не было болезни или здоровья – только страдающие, больные люди. Уже после Аристотеля у каждого диагноза была единственная цель: лечить больных людей. Диагноз сам по себе не ценность. Необходимо напоминать об этом психотерапевтам, когда они ставят диагнозы людям, в частности коллегам, которые даже не давали им историю своей болезни.

Ханс-Георг Гадамер, Нестор немецкой философии, дожил до 102 лет, а кому это удается, должно быть, действительно здоров! В старости Гадамер опубликовал одну заслуживающую прочтения книжку под названием «О защищенности здоровья». Там он указывает на то, что для греков здоровье было тайной, подарком богов, которому могли помешать болезни. Устранять эти нарушения было обязанностью врачей – чтобы она опять могла действовать, эта таинственная сила здоровья, за которую надо благодарить только богов.

Но это имеет мало общего с нынешним представлением о здоровье. Сегодня здоровье считается – как и все в нашем обществе – восстановимым продуктом. Надо только что-то предпринять! От ничего и не прибудет ничего! И тот, кто умирает, сам виноват! И вот люди бегают по лесам, едят зерна и всякую дребедень, что не мешает им по-прежнему оставаться смертными. Впрочем, комбинация недостижимого утопического здоровья с одновременной религиозной подпиткой чрезвычайно привлекательна экономически. Так как достижимая цель не поддерживает экономику долго – лишь недостижимая, но крайне желанная цель предвещает бесконечную прибыль. Так законная надежда на излечение от болезней приводит к самым абсурдным отклонениям от правильного пути.

В этой связи мне бросилось в глаза, что со временем в здравоохранении действительно появились все феномены религии. Так появились врачи – полубоги в белом. Теперь, видимо, есть коллеги, которые охотно выступают в роли полубога, но без публики, готовой им поклоняться, им этого не достаточно. Эта публика готова распростаться у них в ногах; разумеется, поклонение это отравленное, так как при невыполнении ожиданий им угрожает, конечно, жалоба. Поэтому только не очень умные коллеги готовы быть полубогом, и то не очень долго.