«Забудь обо всем, приказала себе Ренисенб. — С этимпокончено. Ты у себя дома. И все здесь так, как было прежде. И ты тоже должнабыть такой, какой была. Тогда все будет хорошо. Тети уже забыла. Она играет сдетьми и смеется».

Круто повернувшись, Ренисенб направилась к дому. По дорогеей встретились груженные поклажей ослы, которых гнали к реке. Миновав закрома сзерном и амбары, она открыла ворота и очутилась во внутреннем дворе, обнесенномглиняными стенами. До чего же здесь было славно! Под сенью фиговых деревьев вокружении цветущих олеандров и жасмина блестел искусственный водоем. Дети, асреди них и Тети, шумно играли в прятки, укрываясь в небольшой беседке, чтостояла на берегу водоема. Их звонкие чистые голоса звенели в воздухе. Тети,заметила Ренисенб, держала в руках деревянного льва, у которого, если дернутьза веревочку, открывалась и закрывалась пасть, это была любимая игрушка еесобственного детства. И снова к ней пришла радостная мысль: «Я дома…» Ничтоздесь не изменилось, все оставалось прежним. Здесь не знали страхов, не ведалиперемен. Только теперь ребенком была Тети, а она стала одной из матерей,обитающих в стенах этого дома. Но сама жизнь, суть вещей ничуть непреобразилась.

Мяч, которым играл кто-то из детей, подкатился к ее ногам.Она схватила его и, смеясь, кинула назад ребенку.

Ренисенб поднялась на галерею, своды которой поддерживалирасписанные яркими красками столбы, и вошла в дом, где, миновав главный зал, —его стены наверху были украшены изображением лотоса и мака, — очутилась взадней части дома, на женской половине.

Громкие голоса заставили ее застыть на месте, чтобы вновьнасладиться почти забытыми звуками. Сатипи и Кайт — ссорятся, как всегда! И,как всегда, голос Сатипи резкий, властный, не допускающий возражений. Высокогороста, энергичная, громкоголосая Сатипи, жена Яхмоса, по-своему красивая,деспотичная женщина. Она вечно командовала в доме, то и дело придиралась кслугам и добивалась от них невозможного злобной бранью и неукротимым нравом.Все боялись ее языка и спешили выполнить любое приказание. Сам Яхмос восхищалсярешительным и напористым характером своей супруги и позволял ей помыкать собою,что приводило Ренисенб в ярость.

В паузах между пронзительными возгласами Сатипи слышалсятихий, но твердый голос Кайт. Кайт, жена красивого, веселого Себека, была широкав кости и непривлекательна лицом. Она обожала своих детей, и все ее помыслы иразговоры были только о детях. В своих ежедневных ссорах со свояченицей онастойко держала оборону одним и тем же незатейливым способом, невозмутимо иупрямо отвечая первой пришедшей ей в голову фразой. Она не проявляла нигорячности, ни пыла, но ее ничто не интересовало, кроме собственных забот.Себек был очень привязан к жене и, не смущаясь, рассказывал ей обо всех своихлюбовных приключениях в полной уверенности, что она, казалось бы, слушая его идаже с одобрением или неодобрением хмыкая в подходящих местах, на самом делевсе пропускает мимо ушей, поскольку мысли ее постоянно заняты только тем, чтосвязано с детьми.

— Безобразие, вот как это называется, — кричала Сатипи. —Будь у Яхмоса хоть столько храбрости, сколько у мыши, он бы такого не допустил.Кто здесь хозяин, когда нет Имхотепа? Яхмос! И я, как жена Яхмоса, имею правопервой выбирать циновки и подушки. Этот толстый, как гиппопотам, черный рабобязан…

— Нет, нет, малышка, куклины волосы сосать нельзя, — донессянизкий голос Кайт. — Смотри, вот тебе сладости, они куда вкуснее…

— Что до тебя, Кайт, ты совершенно невоспитанна. Не слушаешьменя и не считаешь нужным отвечать. У тебя ужасные манеры.

— Синяя подушка всегда была у меня… Ой, посмотрите на крошкуАнх: она пытается встать на ножки…

— Ты, Кайт, такая же глупая, как твои дети, если не сказатьбольше. Но просто так тебе от меня не отделаться. Знай, я не отступлю от своихправ.

Ренисенб вздрогнула, заслышав за спиной тихие шаги. Онаобернулась и, увидев Хенет, тотчас испытала привычное чувство неприязни.

На худом лице Хенет, как всегда, играла подобострастнаяулыбка.

— Ничего не изменилось, правда, Ренисенб? — пропела она. —Не понимаю, почему мы все терпим от Сатипи. Кайт, конечно, может ей ответить.Но не всем дано такое право. Я, например, знаю свое место и благодарна твоемуотцу за то, что он дал мне кров, кормит меня и одевает. Он добрый человек, твойотец. И я всегда стараюсь делать для него все, что в моих силах. Я вечно приделе, помогаю то тут, то там, не надеясь услышать и слова благодарности. Будьжива твоя ненаглядная мать, все было бы по-другому. Она-то уж умела ценитьменя. Мы были как родные сестры. А какая она была красавица! Что ж, я выполниласвой долг и сдержала данное ей обещание. «Возьми на себя заботу о детях,Хенет», — умирая, завещала мне она. И я не нарушила своего слова. Была всем вамрабыней и никогда не ждала благодарности. Не просила, но и не получала! «Этовсего лишь старая Хенет, — говорят люди. — Что с ней считаться?» Да и с какойстати? Никому нет до меня дела. А я все стараюсь и стараюсь, чтоб от меня былапольза в доме.

И, ужом скользнув у Ренисенб под локтем, она исчезла вовнутренних покоях со словами:

— А про те подушки, ты прости меня, Сатипи, но я краем ухаслышала, как Себек сказал…

Ренисенб отвернулась. Она почувствовала, что ее давнишняянеприязнь к Хенет стала еще острее. Ничего удивительного, что все они дружно нелюбят Хенет из-за ее вечного нытья, постоянных сетований на судьбу излорадства, с которым она раздувает любую ссору.

«Для нее это своего рода развлечение», — подумала Ренисенб.— Но ведь и вправду жизнь Хенет была безрадостной, она действительно трудиласькак вол, ни от кого никогда не слыша благодарности. Да к ней и невозможно былоиспытывать благодарность — она так настаивала на собственных заслугах, чтопоявившийся было в сердце отклик тотчас исчезал.

Хенет, по мнению Ренисенб, принадлежала к тем людям, которымсудьбою уготовано быть преданной другим, ничего не получая взамен. Внешне онабыла нехороша собой, да к тому же глупа. Однако отлично обо всем осведомлена.При способности появляться почти бесшумно, ничто не могло укрыться от еезоркого взгляда и острого слуха. Иногда она держала тайну при себе, но чащеспешила нашептать ее каждому на ухо, с наслаждением наблюдая со стороны запроизведенным впечатлением.

Время от времени кто-нибудь из домочадцев начиналуговаривать Имхотепа прогнать Хенет, но Имхотеп даже слышать об этом не желал.Он, пожалуй, единственный относился к ней с симпатией, за что она платила емутакой собачьей преданностью, от которой остальных членов семьи воротило с души.

Ренисенб постояла еще с секунду, прислушиваясь к ссоре своихневесток, подогретой вмешательством Хенет, а затем не спеша направилась кпокоям, где обитала мать Имхотепа Иза, которой прислуживали две чернокожиедевочки-рабыни. Сейчас она была занята тем, что разглядывала полотняные одежды,которые они ей показывали, и добродушно ворчала на маленьких прислужниц.