Она обожала скакать верхом, прислушиваться к весеннимзвукам, наблюдать, как медленно, неохотно уходит зима, любоваться многоцветьемосенних красок. И едва ли не с малолетства вела отцовский дом с помощью АлбертыПибоди, женщины, вырастившей сестер и заменившей им мать. Хотя зрение у Бертибыло неважным, ум по-прежнему оставался острым, и она с закрытыми глазами моглаотличить Оливию от Виктории.

Вот и теперь Берти пришла справиться, как подвигаетсяработа. У нее уже не хватало ни терпения, ни сил, чтобы сделать все самой, иона была благодарна Оливии за помощь. Оливия тщательно проверяла состояниегобеленов, хрусталя, постельного белья; ничто в доме не ускользало от еевнимания. Виктория же терпеть не могла кропотливые и бесконечные домашниехлопоты. Странно, какими разными могут быть близнецы!

– Ну что? Все тарелки перебиты или дотянем дорождественского ужина? – осведомилась Берти, ставя на стол стакан ледяноголимонада и тарелку свежеиспеченного имбирного печенья. После двадцати летбеспорочной службы Алберта привыкла считать девочек своими дочерьми. С того днякак она взяла в руки два кричащих свертка, они не расставались ни на день.

Эта маленькая пухленькая женщина с белоснежными, собраннымив пучок волосами и пышной грудью утешала девочек, выслушивала их детскиесекреты, помогала в невзгодах и подставляла плечо, когда им хотелось поплакать.Словом, заменяла обоих родителей именно в том возрасте, когда так трудно безматери. Отец редко бывал с ними и, целиком поглощенный скорбью о жене, держалсяотчужденно. Правда, за последние годы, растеряв бодрость духа и здоровье, онсмягчился и искренне привязался к детям. Сердечная болезнь, причиной которой онсчитал потрясения и скорби по так рано ушедшим женам, не позволяла вестиактивный образ жизни. Теперь же, получив возможность передать управлениезаводами в руки доверенных лиц, он стал куда счастливее и спокойнее.

– Нам нужны суповые тарелки, Берти, – торжественнообъявила Оливия, продолжая сражаться с непокорными волосами и совершенно непредставляя, как ошеломляюще красива в эту минуту. Белоснежная кожа резкоконтрастировала со смоляными прядями, а огромные темно-синие глаза сверкалидвумя сапфирами.

– Да и рыбные тоже. На следующей неделе закажу уТиффани. Кстати, следует предупредить судомоек, чтобы поосторожнее обращались спосудой.

Берти с улыбкой кивнула. Оливия к этому времени должна быиметь собственный дом, вместо того чтобы переписывать отцовский фарфор иразыгрывать роль хозяйки. Но у нее не было ни малейшего желания покидать этотдом. Девушка была безмерно счастлива здесь, в Хендерсон-Мэнор. Совсем не то чтоВиктория, без умолку тараторившая о каких-то невиданных городах и странах. Унее портилось настроение каждый раз при мысли о пустующем в Нью-Йорке доме ивеселых вечеринках, которые они могли бы там устраивать.

Оливия одобрительно оглядела светло-голубое шелковое платьеБерти, в котором та напоминала кусочек летнего неба. Оливия сама скопировалафасон в журнале и отослала местной модистке. Именно Оливия всегда выбиралаплатья всем троим. Виктории было не до того. Она лишь снисходительнопредоставляла сестре заботиться о ней.

– Печенье удалось как никогда. Отцу понравится, –заметила Оливия, которая велела испечь его специально для Эдварда и главногоповеренного, Джона Уотсона. – Пожалуй, надо попросить повара отослать вкабинет поднос с завтраком. Или ты уже все сделала?

Женщины обменялись понимающими улыбками людей, привыкшихмного лет делить нелегкие обязанности. Берти, на глазах которой Оливия росла,превращаясь из девочки в молодую женщину и хозяйку дома, прекрасно знала, какскрупулезно исполняет свой долг воспитанница. Знала и уважала Оливию исчиталась с ее мнением, хотя, не задумываясь, журила, если та выбегала поддождь, или легко одевалась, или совершала нечто столь же легкомысленное. Но сгодами Берти все реже корила девушку. Оливия и без того слишком серьезна, немешает иногда и отвлечься.

– Я все приготовила, но сказала повару, что ты самапошлешь за подносом, когда время придет, – сообщила Берти.

– Спасибо, дорогая.

Оливия грациозно спустилась со стремянки и, поцеловавстарушку в щеку, па мгновение по-детски уткнулась головой в ее плечо. Еще одинпоцелуй и девушка упорхнула на кухню. Одобрительно кивнув при виде посуды исалфеток, расставленных Берти на серебряном подносе, она приказала податькувшин с лимонадом, большую тарелку печенья, и крошечные сандвичи с кресс-салатом,огурцами и тонко нарезанными ломтиками помидора с их собственного огорода. Вкабинете должен быть графин с хересом и напитками покрепче, если понадобится.Оливия, росшая среди друзей отца, была не из тех девушек, кто презрительноморщит носик при виде мужчин, пьющих виски и курящих сигары. По правде говоря,она даже любила запах табачного дыма, впрочем, как и ее сестра.

Удостоверившись, что все в порядке, она отправилась к отцу вбиблиотеку.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? Ужасно жарко, верно?

– Не жалуюсь, – покачал головой Эдвард, сгордостью оглядывая дочь.

Какая она молодец! Он часто говаривал, что, не будь Оливии,в доме царил бы вечный беспорядок. Недаром он шутил, что опасается, как бы одиниз Рокфеллеров не женился на Оливии, с тем чтобы было кому управлятьКайкьюитом. Он не раз бывал в великолепном доме, построенном Джоном Д.Рокфеллером и снабженном всеми возможными современными удобствами, включаятелефоны, центральное отопление и генератор в гараже, и не уставал повторять,что по сравнению с этим дворцом его особняк выглядит настоящей сельскойлачугой. Это, конечно, было не совсем так, но жилище Рокфеллеров явновыделялось среди всех поместий небывалой роскошью.

– Жара полезна для моих старых косточек, – заметилотец, раскуривая сигару. – Кстати, где твоя сестра?

Оливию всегда так легко найти в одной из комнат, где онасоставляет длинные списки, пишет приглашения и указания слугам, расставляетцветы… Виктория же вечно где-то пропадает!

– Кажется, отправилась к Асторам, поиграть втеннис, – уклончиво заметила Оливия, не имея ни малейшего представления отом, куда делась сестра.

– Неужели? А по-моему, Асторы уехали на лето в Мэн.

Как, впрочем, и большинство соседей. Раньше Хендерсоны тожеследовали примеру соседей, но теперь Эдвард отказывался покидать Кротон даже всамое пекло.

– Прости, отец, – смущенно пробормотала Оливия,краснея до кончиков волос. – Я думала, они вернулись из Бэл-Харбор.

– Разумеется, дорогая, – усмехнулся отец. –Одному Богу известно, куда подевалась Виктория и что у нее на уме.

Однако оба знали, что проделки и выходки девушкидос83таточно безобидны. Просто Виктория – натура живая, энергичная инезависимая, совсем как ее покойная мать, и Хендерсон всегда подозревал, чтоона достаточно эксцентрична. Но пока это не проявлялось слишком откровенно,Эдвард вполне мог выносить чрезмерную резвость дочери. Кроме того, она пока ненатворила особых бед, и самое худшее, на что была способна, – свалиться сдерева, получить солнечный удар, прошагав по жаре несколько миль до ближайшегопоместья, и заплыть слишком далеко. Развлечения здесь были достаточноскромными. До сих пор у Виктории не было романтических увлечений и пылкихпоклонников, хотя несколько молодых представителей семейств Рокфеллеров и ВанКортлендтов проявляли явный интерес к юной красавице. Но все было в рамкахприличия, и даже отец понимал, что Виктория была скорее интеллектуалкой, чемпылкой, страстной особой.