Но что-то внутри сопротивлялось. Что-то не нравилось докторув этом пучеглазом капитане. Может, перстень с черным камнем? Или длинный острыйноготь на мизинце? Или галстук в цветочек?

«Нет. Ерунда. Галстук здесь ни при чем, — сказал себе Вадим,— слишком уж вовремя явился этот Головня. И второе — откуда у него ко мне„личная симпатия“? Чего ради он решился на должностное преступление и с первыхже слов мне, подозреваемому, в этом признается?»

Доктор вернулся в гостиную, поставил на журнальный столподнос с двумя чашками, сахарницей и вазочкой печенья, откинулся в кресле имолча уставился на собеседника. Тот отхлебнул чаю, и стало заметно, что у негомелко подрагивает рука.

— Я вас слушаю, Анатолий Леонидович. Продолжайте,пожалуйста.

— Если вы добровольно согласитесь со мной сотрудничать, ягарантирую, что в ближайшее время вас не арестуют за пособничество террористам.

«Стоп, — подумал доктор, — вот это уже интересно. Если тыхочешь использовать меня как информатора и предлагаешь мне работать на тебя какна капитана милиции, какое же здесь должностное преступление? А если ты меняпредупреждаешь об аресте — какая тогда тебе нужна информация? Или ты меня пугаешьарестом, чтобы завербовать? Но получается грубо и глупо. В таком случае ты менясчитаешь полным идиотом. А зачем тебе информатор-идиот?»

— В чем именно сотрудничать? — мягко спросил он вслух.

— Я уже сказал: сообщать о каждом новом раненом. Но сейчас —прежде всего об Ахмеджанове.

— Как вы сказали? Ахмеджанов? Я никогда раньше не слышалтакой фамилии. Кто это?

— Вы прекрасно знаете, кто это, — капитан занервничал, — неваляйте дурака, Ревенко. Вам, а не мне грозит арест. Вы, а не я помогаететеррористам.

— А что заставило вас прийти ко мне? Предположим, вы правы имне действительно грозит арест, что в таком случае заставило вас, представителязакона, пойти на должностное преступление?

— Исключительное уважение к вам как к талантливому хирургу,— быстро проговорил Головня.

«Ты не уважение ко мне чувствуешь, — усмехнулся про себяВадим, — не уважение, а раздражение. Тебе хочется, чтобы я скорее раскололся.Нет уж, дружок! Сейчас ты у меня сам расколешься».

— У вас имеется конкретный повод зауважать меня как хирурга?— он удивленно поднял брови. — Или вы знаете обо мне понаслышке?

— Вы помните всех ваших больных? — спросил капитан, немногосправившись с нарастающим раздражением.

«Сейчас ты скажешь, что я спас кого-нибудь из твоих близкихродственников. Ну, валяй. Я помогу тебе за это зацепиться».

— Честно говоря, нет, — искренне признался доктор, — толькосамые серьезные случаи. Всех я, конечно, помнить не могу.

— Пять лет назад вы спасли мою мать. У нее больное сердце,требовалась срочная операция. Все отказались, а вы согласились. Она до сих поржива.

— А как зовут вашу матушку?

— Головня Варвара Сергеевна. Вряд ли вы могли запомнить. Ноэто неважно. Я до сих пор чувствую себя обязанным вам.

«Как раз сердечников я помню всех, поскольку их очень мало.Я не кардиолог, оперировать пришлось трижды, в экстремальных ситуациях. В нашейбольнице есть два отличных специалиста, хирурга-кардиолога. Возможно, кто-то изних спас Головню Варвару Сергеевну пять лет назад. Но я к этому не имеюотношения. Ты, капитан, мог бы добросовестней подготовиться к нашей встрече.Неужели у Ахмеджанова не нашлось кого-нибудь умней?»

Немного помолчав, доктор тихо произнес:

— Простите, Анатолий Леонидович, вы никогда не обращались кэндокринологу?

— К кому?! — опешил капитан.

— К врачу, который специализируется на гормональныхзаболеваниях. Дело в том, что у вас явные признаки нарушения функции щитовиднойжелезы. У вас диффузно-токсический зоб, или иначе это называется — базедоваболезнь. Пожалуйста, закройте глаза и вытяните руки перед собой.

— Я… вы… Вы не поняли, Ревенко! Я пришел к вам длясерьезного разговора!

— Не нервничайте, господин капитан. Что может быть серьезнейздоровья? При диффузно-токсическом зобе активизируется функция щитовиднойжелезы. Она выбрасывает в организм слишком много тироидных гормонов. Помимовнешних признаков — экзофтальм, то есть пучеглазие, треммер, то есть дрожаниеконечностей, наблюдается еще повышенная нервная возбудимость, бессонница,состояние беспричинной тревожности и мнительности, ночные страхи. Когда вы впоследний раз проходили диспансеризацию, вас смотрел эндокринолог? Впрочем,клиническая картина настолько очевидна, что определить у вас базедову болезньсможет любой более или менее грамотный врач. Я, конечно, не специалист в этойобласти, но…

— Хватит морочить мне голову! — не выдержал капитан изаорал:

— Вы видели Ахмеджанова? Вы его оперировали? Завтра утром выбудете арестованы. Я даю вам последний шанс!

— Любопытно, что недавно это заболевание считалось попреимуществу женским, — продолжал доктор, отхлебнув чаю, — но в последние годыим все чаще страдают мужчины. Тут дело в экологии. Щитовидная железа — весьмачувствительный орган. Если болезнь запустить, может случиться неприятное иопасное осложнение — тиротоксический криз. Могу порекомендовать вам хорошегоспециалиста.

Через пятнадцать минут после ухода взбешенного, трясущегосякапитана далеко в горах у изголовья кровати Аслана Ахмеджанова затренькалсотовый телефон.

— Аслан, мне, конечно, все равно, но, думаю, тебе стоитзнать, — услышал чеченец голос доктора Ревенко, — ко мне только что приходилкапитан местной милиции по фамилии Головня и спрашивал о тебе.

— Что ты ему сказал?

— Я порекомендовал ему обратиться к эндокринологу.

— К кому?

— К врачу, который специализируется на гормональныхзаболеваниях, — вздохнул Вадим Николаевич и захлопнул крышку телефона.

* * *

Головня шагал по ночной аллее. Сердце колотилось, не толькорубашка, но и пиджак под мышками промокли от пота. Разговор с доктором вывелкапитана из себя. Но не потому, что доктор не стал сдавать Ахмеджанова первомупопавшемуся милиционеру и не купился на провокацию. Капитану до этого Ревенконет ровно никакого дела. Ему поручили проверить на вшивость, он проверил.

Взбесило Головню упоминание об этой проклятой базедовойболезни, которую у него действительно обнаружили на последней медкомиссии. Этогрозило пенсией, а в качестве пенсионера он никому не нужен. И ладно быкакой-нибудь гастрит или гипертония — этим болеют многие. Но болезнь, найденнаяу Головни, влияла на состояние нервной системы. А нервнобольной — все равно чтопсих. Он чувствовал, как заводится от малейшего пустяка, как набухает иколотится сердце ни с того ни с сего, и в пот бросает и руки трясутся, и сглазами что-то не то. Его бесило любое упоминание о щитовидной железе, и совсемуж унизительным казалось, что болезнь эту считают по преимуществу женской —Ревенко только подтвердил слова врача на медкомиссии.