– Не понимаю, куда все это уходит, – искреннеудивилась Лола, – на вид ты худой, как марафонец.

– В ум, – сообщил он, постучав пальцем полбу, – энергия от пищи перерабатывается непосредственно в умственныеклетки. Так уж устроен мой организм.

Лола отвернулась, чтобы скрыть довольную улыбку, – онапоняла, что Ленька выспался, перестал хандрить и снова полон идей.

– Ну так какие у тебя планы?

– Спокойно, девочка, пока у меня есть неотложное дело.

Леня уединился в комнате, где располагалась его записывающаяаппаратура. Он прокрутил магнитофонную пленку с записью последнего разговораПетра Степановича Шумелова с покойным Андреем Рудейко.

Откровенная беседа, без намеков и экивоков, приятнопослушать. Леня поглядел на часы – около девяти утра. Стало быть, господинШумелов уже встали и собираются на службу. А возможно, уже едут туда. Самоевремя порадовать его «приятной» новостью. Он набрал номер личного мобильноготелефона Петра Степановича Шумелова и, когда там ответили, жизнерадостнопроговорил:

– Доброе утро, Петр Степанович!

– Кто это? – настороженно спросил Шумелов, впоследнее время он не ждал от телефонных звонков ничего хорошего.

Вместо ответа Маркиз включил магнитофон, и в ухо Шумеловувлез разъяренный голос Андрея Рудейко: «Деньги взял – отработай! А за то, чтоиграть со мной вздумал, – заплатишь штраф…»

Маркиз остановил запись, чтобы услышать реакцию своегособеседника, но в трубке было тихо. Маркиз даже слегка забеспокоился, неоткинул ли Шумелов копыта от неожиданности.

– Петр Степанович! – окликнул он. – Выслушаете?

Ответом ему был нечленораздельный хрип.

– Ну возьмите себя в руки, – укоризненно заговорилМаркиз, – это не голос с того света, это просто запись. Вы правильноугадали: кто-то очень нехороший и предусмотрительный записал на пленку ваш сРудейко телефонный разговор накануне убийства.

В подтверждение своих слов, он включил запись, и ПетрСтепанович услышал свой голос, полный ужаса и злобы: «Там не было никакихденег!» И дальше снова Рудейко: «Завтра в двенадцать на том же месте в центрезала, так же пойдешь от Итальянской… поменяемся портфелями…»

– Петр Степанович, дорогой, надеюсь, вы всепоняли? – воззвал Маркиз в тишину.

– Чего вы хотите? – задал Шумелов традиционный втаких случаях вопрос.

– Я хочу, чтобы вы поняли простую вещь: любой сотрудниккомпетентных органов, прослушав пленку, сразу же сообразит, что причиной взрывамашины Рудейко послужил тот самый коричневый портфельчик, который вы подсунулиРудейко, только вместо денег вы нафаршировали его взрывчаткой.

– Чего же вы хотите? – обреченно повторил Шумелов.

– Я хочу справедливости, – грустно сказалМаркиз, – и уж вам решать, много это или мало. Я хочу, чтобы вы отработалите сто тысяч, которые получили за «поддержку» от группы бизнесменов до того,как решили связаться с Рудейко.

– Ах вот как! – выдохнул Шумелов, он понял, откудана его голову свалились все последние неприятности.

– Да-да, вы должны сделать так, чтобы спорный участокдостался им. В этом случае я твердо обещаю, что у меня не будет к вам большеникаких претензий.

– Какие у меня гарантии, что после решения дела сучастком вы не отправите пленку в милицию? – просипел Шумелов.

– Только мое честное слово, – любезно сообщилМаркиз. – Пленку я оставлю у себя на тот случай, если вы захотите каким-тообразом обидеть моих друзей. Тут дело тонкое, вдруг вам понравится отправлятьна тот свет неугодных вам людей? Ну так согласны?

– Я постараюсь, – устало сказал Петр Степанович.

– Уж будьте добры, постарайтесь, и тогда все останутсядовольны, разумеется, кроме покойного Андрея Рудейко, – сказал напоследокМаркиз и отключил связь.

– Ну что ж, – сказал он Пу И, который во времяразговора тихонечко сидел рядом, глядя на него выразительными глазами, –это были дела общественные, а теперь займемся личными.

Пу И почему-то понял его по-своему и побежал к Лоле на кухню.

– Дорогая, – сказал Маркиз, появляясь на порогекухни вслед за песиком, – я хотел бы с тобой побеседовать о наших планах,если ты дашь слово, что не будешь ругаться и выслушаешь меня до конца.

– Это будет трудновато, но я очень постараюсь, – сулыбкой сказала Лола.

– Это, конечно, еще не готовый план, а тольконаметки, – несколько смущенно начал Маркиз. – Дело в том, что передсмертью Аскольд рассказал мне о некоем изумруде, который называется «ГлазНочи».

Лола, как всякая женщина, была неравнодушна к драгоценнымкамням, поэтому она навострила ушки.

– Камень очень ценный и редкий. Красоты необыкновенной.И самое главное, Аскольд утверждал, что камень этот уже очень много летсчитался пропавшим.

– И где он его увидел? – недоверчиво спросилаЛола.

– В том-то и дело, что не он, а его знакомая женщинавидела камень у банкира Ангелова! Она узнала камень, потому что разбирается вдрагоценностях, даже диссертацию на эту тему писала когда-то.

– Когда Аскольд это тебе рассказывал, перед смертью? Ане могло все быть просто бредом больного умирающего человека?

– Сам про это думал, – с досадой ответилМаркиз, – но… нет, что-то мне подсказывает, что это правда. Но нужно всевыяснить подробно, и если камень действительно существует…

– Ты его украдешь? – спросила Лола.

– Нет, я поймаю на него Артема Зарудного, как рыбку наживца, – заявил Леня.

Лола пожала плечами – глупее ничего невозможно придумать!

Маркиз не пошел на похороны Аскольда – это было бы опасно,хотя Лола по его просьбе попыталась изменить ему внешность.

– Ты ведь не женщина, – жаловалась она, –парик не наденешь, волосы не перекрасишь… косметика опять же… Хотя… давай-каосветлим волосы и брови, станешь блондином… потом очки с простыми стеклами, этопридаст солидности, прическу изменим…

Она рылась в косметичке. На стол вылетели несколько тюбиковпомады, тушь, тени, тональный крем. Потом Лола вывалила из шкафчика краску дляволос, гель для укладки…

– Слушай, а где моя пудреница? – внезапно спросилаона.

– Ну, знаешь, – Маркиз возмущенно привстал состула, – надеюсь, ты не думаешь, что я тайком пользуюсь твоей косметикой!У меня, знаешь ли, вполне традиционная ориентация, пудриться и краситься мне ник чему!

– Ага, женщины тебя и так любят! – поддакнулаЛола. – Но куда же все-таки делась пудреница?

– Потеряла где-нибудь. – Маркиз отвернулся.