Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не останавливайся на дороге, иди скорее! Господи,Тим, да быстрее же!
Мальчик удивленно взглянул на нее, замолчал и быстро пошел,неуклюже переваливаясь в своем толстом комбинезоне. Им оставалось сделатьнесколько шагов до тротуара, когда из-за поворота вылетел черный джип.
Расширенными от страха глазами Наташа смотрела, как машинастремительно приближается к ним, но в следующую секунду опомнилась, схватилаТима на руки и кинулась бежать. Она добежала до тротуара, но споткнулась овысокий бордюр и упала, подвернув ногу. До дома было совсем близко, и Наташа,собравшись с силами, оттолкнула Тима от себя и отчаянно закричала:
– Беги к воротам! Беги к воротам!
Малыш растерянно посмотрел на нее, потом перевел взгляд начерную махину за маминой спиной, личико его искривилось, и он заплакал. Потомподбежал к Наташе и зарылся лицом в ее куртку. За спиной взвизгнули тормоза,раздалось какое-то шипение, и громкий голос с акцентом спросил:
– Слюшай, тебе помочь, а? Что случилось, ногу сломала?
Наташа обернулась. Из открытого окна на нее недоуменносмотрел небритый мужик, а с пассажирского сиденья таращилась совсем молоденькаядевчонка, лет восемнадцати.
– Нет, спасибо, – сказала Наташа, чувствуя жгучийстыд пополам с облегчением. – Я просто ударилась, вот и все.
– Ну, сама дойдешь? – поинтересовался водитель.
Наташа торопливо закивала и махнула рукой в сторонуособняка.
– Мы уже почти пришли, спасибо большое.
– Ладно.
Окно с шипением поднялось, джип сорвался с места и исчез заследующим поворотом.
Наташа сидела на снегу, потирая ушибленную ногу, а рядомревел Тимофей.
– Ну, что ты ревешь? – грустно спросилаона. – Не реви, ты уже большой мальчик. Стыдно реветь.
– Да-а, а я знаешь как испуга-ался!
– Знаю. Я тоже испугалась. Ну все, хватит соплиразмазывать. Пойдем скорее домой, там дяде Эдику расскажем, какие мы глупые стобой. Ну все, все, поднимайся.
Она вытерла сыну зареванную мордочку и подумала, что ейнужно попить успокоительное. «Господи, чего я так испугалась? Подумаешь, машинаиз-за угла выехала! Даже Эдику рассказывать не буду, стыдно».
Человек, смотревший на женщину и ребенка из окна дома, сжалгубы. Он испытал слабое удовлетворение, увидев, в какую ситуацию они попали. Сдругой стороны, женщина чего-то испугалась, и интуиция подсказывала человеку,что она испугалась не просто так. Может быть, что-то почувствовала… говорят, уматерей обостренная интуиция. Человек поморщился. Это усложняет дело. Но всегдаможно найти подходящий вариант, особенно в создавшейся ситуации. А теперьпросто необходимо.
Сидя в старенькой, ободранной хрущевке, пропахшей дешевымкуревом и тем особым сиротливым запахом, по которому безошибочно определяетсяжилище старого холостяка, Макар ругал себя за небрежность. Серега Бабкин, давноработавший с Макаром, сделал все по первому разряду, причем быстро: не тольконашел человека, ходившего с Данилой Солонцевым по святым местам, но и вычислил,когда тот бывает дома, и принес Макару адрес на блюдечке с голубой каемочкой. Ивот Макар сделал ошибку: приперся к мужику в новом свежем свитере и голубыхджинсах. «Ладно еще догадался не побрызгаться туалетной водой», – злобнообругал сейчас сам себя Макар. Но и так было понятно, что с первого словаконтакта не будет: мужик с простым именем Иван Иванович Кордыбайлов косился наИлюшина, чувствовал себя не в своей тарелке и явно недоумевал, что нужно отнего этому молодому парнишке из богатеньких. Легенду о написании дипломнойработы по теме, связанной с паломничеством, мужик пропустил мимо ушей какнепонятную. Да для него и не имело значения, зачем нужна информация. И отвечалнеожиданному визитеру скупо и неохотно.
– Да что тут рассказывать-то… Ну, ходили, было дело.
– Только один раз?
– А зачем больше-то?
– И что было в походе?
– Да ничего особого и не было. Дошли до святыни,поклонились и обратно пошли.
«Содержательно, – подумал Илюшин. – Дошли,поклонились, пошли обратно».
Он глянул на Кордыбайлова повнимательнее – тот сидел ибезучастно смотрел на стол, усыпанный хлебными крошками. Не старый еще мужик,но выглядит на все шестьдесят – морщинистый, лицо унылое, щеки обвисшие.
– Голубей бы тебе держать, – неожиданно сказалМакар, переходя на «ты».
– Чего? – не понял паломник.
– Голубей, говорю. Что у тебя, тряпки нет дома? Илитебя ломает лишний раз со стола стереть?
– Ты о чем?
– Да о том! Сидим, как свиньи, все в крошках. Смотретьпротивно.
– А ты не смотри, – покорн?? заметил мужик, иИлюшин понял, что из дома его не выгонят. – Слушай, тебе чего вообще надоот меня, а?
«Ну слава богу, проснулся», – поздравил себя Макар. Авслух сказал:
– Можешь ты мне нормально, по-человечески рассказать,что у вас с паломничеством было? И не пудри мне мозги, ради бога!
– А ты не заливай про студента, – огрызнулся ИванИванович.
Он встал, открыл сопротивляющуюся дверцу холодильника идостал бутылку. Макар содрогнулся, но выбора у него не было.
– Закусить есть? – спросил он, стараясь, чтобыголос не звучал обреченно.
– А то! – обиделся Кордыбайлов. – У нас всеесть.
Крошки полетели на пол, а на изрубцованной порезами ножаскатерти появились два стакана и запотевшая бутылка. Из пакета, висевшего наспинке стула, Кордыбайлов достал половинку ржаного и разломил ее пополам.
– Держи закусь.
После второго стакана дело пошло на лад. Иван Иванович вподробности не пускался, но и того, что он рассказывал, Макару пока былодостаточно.
– Ходил я с Данилой один раз только, – говорилКордыбайлов, вертя в мозолистых руках пустой стакан. – И то не больно далеко– в Дивеевский монастырь. Учение, оно ведь что говорит: в каждой святынеправославной есть другая, от большинства людей скрытая. Или не главная. Ну, воткак в том самом монастыре. Нас Данила учил, что попы вроде как украли священныевещи, но сами ими особо пользоваться не могут и только рядом с ними что-нибудьсвое пристраивают, вроде чтоб и им силы хватило.
– Не понял: как украли?
– Ну, не украли, а просто своими объявили.
– А чьи они на самом деле?
– На самом деле общие, и от них любой человек может кБогу стать ближе. А если вера у него правильная, то и вообще чуть ли не святым.В общем, в Дивеевском монастыре это береза старая, на которой лик Богоматериявлен.