— Мы вам обеим хорошо заплатим; нас в доме десятьчеловек, от каждого вы получите ни луидору, если будете любезны с нами.

Как нетрудно предугадать, Жюстина густо покраснела от такогопредложения. Она попыталась было уверить монаха, что он принимает ее за кого-тодругого, но это оказалось бесполезно, и она начала делать ему предостерегающиезнаки, что также не помогло утихомирить этого нахала — напротив, еще сильнеераспалило его. В конце концов монах сдался и ограничился тем, что попросил удевушек адрес. Чтобы от него отделаться, Жюстина назвала первый, пришедший ей вголову; он записал его и удалился, сказав, что скоро наведается к ним.

Возвращаясь в гостиницу, Жюстина постаралась как можновразумительнее и пристойнее рассказать предысторию этой злосчастной встречисвоей спутнице. Но то ли она не совсем убедила ее, то ли служанка обиделась задобродетельный порыв Жюстины, который лишил ее обещанного заработка, —короче, она проболталась. Жюстина не замедлила понять это по поведению Бертранво время ужасного события, которое произошло в ту же ночь. Между тем монах необъявился, и они поехали дальше.

Покинув Лион, в тот день наши путешественницы моглизаночевать только в городке Вильфранш, куда они прибыли в десять вечера и сразулегли отдыхать перед завтрашней долгой дорогой. Не прошло и двух часов, какнеожиданно их разбудил удушающий запах дыма. Поняв, что в гостинице пожар, онипоспешно вскочили. И о праведное небо! Пламя уже подступило вплотную к ихдвери. Они, полуодетые, выбежали в коридор и увидели, что стены началирушиться, услышали треск и грохот падавших досок и ужасные вопли людей,угодивших в пламя. Окруженные со всех сторон огнем, они не знали, куда бежатьдальше. Скоро они оказались в толпе обезумевших от ужаса постояльцев, мечущихсяв поисках выхода. И тут Жюстина вспомнила, что ее спутница, более озабоченнаясвоим спасением, нежели судьбой дочери, совершенно забыла о ребенке. Оназабежала в комнату, где осталась малышка, пробилась сквозь языки пламени,обжегшие все ее тело, схватила девочку; устремившись обратно, споткнулась обалку, наполовину сгоревшую, уронила драгоценную ношу и спаслась толькоблагодаря какой-то женщине, которая подала ей руку и выволокла из толчеи. Еетут же бросили в почтовую карету, следом села ее спасительница… Спасительница!Великий Боже! Какое слово приходится нам употребить! Этой спасительницей былаДюбуа.

— Негодная тварь! — зарычала мегера, прижав к еевиску ствол пистолета. — Ах ты, шлюха! Теперь ты у меня в руках и на этотраз не уйдешь!

— О мадам, это вы? — изумилась Жюстина.

— Все, что произошло, — моя работа, —ответила Дюбуа, — благодаря пожару я спасла тебе жизнь, и от огня ты ипогибнешь. Я бы тебя нашла даже в аду, если бы потребовалось. Монсеньервзбесился, когда узнал, что ты сбежала, он грозил мне страшными карами, если яне приведу тебя обратно. Я опоздала в Лион на два часа и упустила тебя. Вчера яприехала в Вильфранш на час позже тебя, потом подожгла этот постоялый двор припомощи сообщников, которые у меня есть везде. Я решила или поджарить тебя илисхватить, и вот ты со мной, и я везу тебя в тот дом, в котором из-за твоегобегства поселилось волнение; итак, девочка, там поступят с тобой самым жестокимобразом. Монсеньер поклялся, что придумает для тебя невероятные пытки, и мы невыйдем из кареты, пока не приедем на место. Ну, так что теперь ты думаешь одобродетели? Не лучше ли было дать сгореть всем детям на свете, чем обречь себяна такие муки, тем более что ты даже одного ребенка не смогла спасти?

— О мадам, если бы понадобилось, я бы сделала то жесамое еще раз… Вы спрашиваете, что я думаю о добродетели… Так вот, я считаю,что она часто становится добычей порока, она бывает счастлива, когдаторжествует, но только за нее Бог вознаграждает на небесах, пусть даже на землезлодейства людей иногда оскверняют ее.

— Тебе недолго осталось ждать, Жюстина, чтобы узнать,правда ли, что Бог наказывает или вознаграждает наши поступки… Ах, если бытолько в том вечном небытии, куда ты скоро отправишься, тебе было дано думать,как бы ты жалела о всех бесполезных жертвах, которые ты принесла из-за своегоупрямства на алтарь призраков, потому что они всегда платили тебе самой чернойнеблагодарностью! Впрочем, еще не поздно, Жюстина, если ты согласишься статьмоей сообщницей. Еще раз, Жюстина: готова ли ты сделаться моей сообщницей? Уменя есть отличный план, и мы осуществим его вместе; я спасу тебе жизнь, еслиты мне поможешь. Наш прелат уединился в святилище распутства, и ты знаешь сама,чем он там занимается, когда предается удовольствиям; с ним живет только одинлакей и еще духовник. Человек, который правит лошадьми, я и ты, Жюстина — настрое против одного. Когда распутный архиепископ будет млеть в экстазе, язавладею машиной, посредством которой он отнимает жизнь у своих жертв, ты егопривяжешь, и мы убьем его; в это время мой человек расправится с обоиминаперсниками. В доме есть деньги, Жюстина: больше миллиона, я это знаю; играстоит свеч… Выбирай, дорогая: или смерть или ты служишь мне. Если ты менявыдашь, если сообщишь о моем плане, я сама обвиню тебя — не сомневайся, онповерит мне больше, чем тебе. Подумай хорошенько, прежде чем дать ответ,вспомни, что этот человек — злодей, значит, убив злодея, мы исполним волюзакона, который давно приговорил его. Не проходит и дня, дитя мое, чтобы этотнегодяй не убивал девушку, так разве мы оскорбим добродетель, если покараемпорок? Неужели мое разумное предложение так и не сокрушит твои первобытныепринципы?

— Вот в этом не сомневайтесь, мадам, — сдостоинством ответила Жюстина. — Ведь не с целью исправления порока вызамышляете это дело — для вас это повод совершить очередное злодеяние, следовательно,в том, что вы делаете, еще больше зла и ни капельки справедливости. Более того,даже если бы вы вознамерились отомстить этому человеку за все его злодейства,все равно в этом не было бы ничего праведного, потому что это не ваше дело: длянаказания виновных существуют законы, пусть действуют они, не в наши слабыеруки вложил Всевышний меч правосудия, и когда мы берем его, тем самым совершаемгрех.

— Нет ничего чудовищнее, чем твое заблуждение, Жюстина.Когда законы слепы, бессильны или несовершенны, человеку позволено самомувершить суд. Законы придуманы людьми, и люди вправе исправлять их. Мы ведемречь о деспоте, тиране… Вспомни ужасные максимы, которыми он в прошлый разхвастался перед нами, злодей уничтожил бы весь мир, если бы имел возможность,согласись, девочка моя, что уничтожать тиранов — это обязанностьдобродетельного человека: на земле не осталось бы ни одного, будь на то мояволя. Разве достойно жить это гнусное отродье? Но еще больше я ненавижу, еслитолько это возможно, их куртизанов, их лизоблюдов — всех этих мерзавцев,которые жиреют милостями своего господина. Бедный люд трудится только для того,чтобы кормить эту свору; его кровью и слезами, его потом создана вызывающаяроскошь, в которой купаются эти кровопийцы. И от нас требуют уважения к мерзкимидолам, виновным в столь жестоких злоупотреблениях! Ну уж нет, я хочу предатьвсеобщему позору, всеобщему презрению этих негодяев, воображающих себявластителями мира, которые видят в своем опьяняющем могуществе лишь средстводля злодейств и преступлений.