— О мадам, — вздохнула Жюстина, — не находители вы, что ваши максимы противоречат вашим нравам?

— Ничуть, Жюстина, ни в коем случае: я ратую только заравенство. Если я исправляю капризы судьбы, так только потому, что, будучиуниженной, раздавленной несправедливостью фортуны, видя в одних людях лишьтщеславие и деспотизм, в других — низость и нищету, я не пожелала ни блистать всреде горделивых богачей, ни чахнуть среди оскорбленных бедняков. Я сама решиласвою судьбу, сделала себе состояние благодаря собственной ловкости и философии.Согласна, что это достигнуто преступлениями, но сама я не верю в порок, дорогаямоя, и на мой взгляд нет ни одного поступка, который можно считать злодейским…Короче, Жюстина, мы подъезжаем, решай скорее: согласна ты служить мне?

— Нет, мадам, никогда этого не будет.

— Хорошо, ты умрешь, ничтожество! — разъяриласьДюбуа. — Да, умрешь, и не надейся убежать от судьбы.

— Ну так что? Я избавлюсь от всех страданий, кончинаменя не пугает: это последний в жизни сон, это отдых для несчастных — только ивсего.

Тогда Дюбуа, как дикий зверь, набросилась на нашунесчастную, она осыпала ее ударами, она задрала ей юбки и разодрала ногтямибедра, живот и ягодицы, она била ее по щекам, всячески унижала ее, продолжалаугрожать пистолетом, если та вздумает даже пикнуть. Жюстина беззвучно рыдала.

Между тем карета мчалась вперед; кучер погонял лошадей, иони скакали без остановки. Что делать?.. Жюстина находилась в такомошеломлении, что предпочла бы скорее умереть в эти минуты, чем снова оказатьсяв том страшном доме.

Они уже пересекли границу Дофине, когда шестеро верховых,галопом преследовавших карету, настигли ее и заставили остановиться. Шагах втридцати от дороги стояла хижина, и налетчики заставили кучера свернуть к ней.Только там Дюбуа поняла, что это были жандармы из конной полиции. Сойдя наземлю, она спросила, знают ли они ее и по какому праву так обращаются с дамойее положения. Эта наглость увенчалась успехом.

— Мы не имеем чести знать вас, мадам, — сказалжандарм, — но мы уверены, что в вашей карете находится преступница,которая вчера подожгла главную гостиницу в Вильфранш.

Затем, увидев Жюстину, оживился.

— Вот ее приметы, мадам, так что мы не ошиблись; будьтелюбезны выдать ее и объяснить, как случилось, что столь почтенная дама, какоювы мне кажетесь, связалась с такой женщиной.

— В этом нет ничего удивительного, — заявилаловкая бестия, — я не собираюсь ни скрывать, ни защищать эту девушку, разона виновна в ужасном преступлении, о котором вы говорите. Вчера я была в тойже гостинице, что и она, и уехала оттуда в самый разгар суматохи; когда ясадилась в карету, эта девушка бросилась ко мне, умоляя взять ее с собой вЛион, где она надеялась, по ее словам, найти место, так как все потеряла впожаре. Слушая больше свой разум, чем сердце, я ее пожалела, вняла ее просьбам.Потом, сев в карету, она попросила меня взять ее в услужение. По добротедушевной я согласилась и решила отвезти ее в Дофине, где находится мое поместьеи моя семья. Конечно, это послужит мне уроком, теперь я сознаю, в какуюнеприятность может завести добродетель, но я постараюсь исправиться. Берите ее,господа, она ваша, и упаси меня Господь, если я буду покрывать такое чудовище;я вверяю ее в руки закона, только умоляю вас никому не рассказывать о том, чтоя имела несчастье поверить ей.

Жюстина пыталась оправдаться, она хотела обвинить истиннуювиновницу. Ее слова были встречены лживыми обвинениями, которыми наглая Дюбуазащищала себя, презрительно усмехаясь. О печальные плоды нищеты и скромности,богатства и нахальства! Возможно ли, чтобы женщина, называвшая себя госпожойбаронессой де Фюлькони, излучавшая роскошь, козырявшая несуществующими землямии семьей, — могло ли такое быть, чтобы подобная женщина оказалась виновнойв преступлении, в котором нисколько не была заинтересована? И напротив, развене говорили все факты против несчастной Жюстины? Бедная, беззащитная, развемогла она оказаться правой?

Жандарм зачитал ей жалобы Бертран — это она ее обвиняла. Пословам этой мегеры, наша сирота подожгла гостиницу, чтобы легче было обокрастьее, что она и сделала — взяла все до последнего су; это Жюстина бросила ребенкав огонь, чтобы привести бедную мать в отчаяние и скрыться, пользуясь этим.Кроме того, добавляла Бертран, Жюстина известна как девица дурного поведения,она чудом избежала в Гренобле виселицы, к которой ее приговорили за убийствообманутого ею молодого человека, она же с непристойными намерениями приставалак монахам в Лионе. Одним словом, бесчестная Бертран сделала все, чтобы погубитьЖюстину; озлобленная своим горем, она употребила чудовищную клевету, чтобызапятнать ее. По ходатайству обвинительницы было проведено тщательноерасследование на месте преступления: пожар начался на сеновале, несколькочеловек засвидетельствовали, что Жюстина заходила туда накануне вечером, и этобыло правдой. Служанка гостиницы неточно указала ей местонахождение туалета, иЖюстина поднялась на тот злополучный чердак, где оставалась достаточно долго,чтобы вызвать подозрения. Итак, несмотря на все ее протесты жандарм приказалнадеть на нее оковы.

— Но сударь, — все-таки осмелилась Жюстина, —если бы я обокрала свою спутницу в Вильфранш, деньги должны быть при мне, такобыщите меня.

Эта неловкая попытка вызвала лишь смех, ей заявили, что онабыла не одна, что наверняка у нее были сообщники, которым она передала деньгиво время бегства. Тогда коварная Дюбуа, знавшая о клейме, которое когда-тосделал нашей героине Роден, разыграла жалость и обратилась к жандарму:

— Сударь, каждый день совершается столько преступлений,что вы извините меня за пришедшую мне в голову мысль. Если эта девушкадействительно сделала то, в чем ее обвиняют, тогда это наверняка не первоепреступление на ее счету: не может человек вот так вдруг решиться на подобноезлодейство. Осмотрите ее, сударь, прошу вас… Если вы обнаружите на ее теле… Ноесли ничего такого на ней нет, позвольте мне встать на ее защиту.

Жандарм согласился на осмотр и собрался уже приступить кнему, как вдруг Жюстина воспротивилась:

— Одну минуту, сударь, проверка не нужна: мадампрекрасно знает, что у меня на плече есть ужасное клеймо, и знает также, какоенесчастье стало его причиной; эта гнусная уловка с ее стороны лишний разсвидетельствует о ее злодеяниях, которые будут раскрыты в храме Фемиды. Везитеменя туда, сударь, вот мои руки, вяжите их, только порок стыдится носить оковы— несчастная добродетель страдает от них, но их не страшится.

— Вот уж никак не думала, что попаду в самуюточку, — покачала головой Дюбуа. — Но раз уж это создание благодаритменя за мою доброту гнусными инсинуациями, я согласна ехать вместе с вами, еслиэто необходимо.

— Никакой нужды в этом нет, госпожа баронесса, —заверил ее жандарм, — наша задача — найти только эту девушку; еепризнания, клеймо, которое она носит, являются достаточным обвинением; мы еезабираем, а вам приносим тысячу извинений за столь долгую задержку вашейкареты.