Если Алан и в самом деле отправлял запрос в Отделсоциального обеспечения детей, он мог, конечно, назвать ее Патрицией, но тогдаему бы ответили, что такая в архивах не значится. Так или нет? Конечно, так. Уних ведь даже адреса этого не было: в графе ПОСЛЕДНЕЕ МЕСТО ПРОЖИВАНИЯ во всехзаявлениях и анкетах она в те времена указывала адрес родителей, а их домнаходился совсем на другом конце Касл Рок.

А вдруг Алан дал им два варианта имени – Полли и Патриция?

Ну, предположим, и что тогда? Полли прекрасно знала схемуработы бюрократической машины того учреждения, чьи пороги обивала. Какое бы имяим не дали в запросе, ответ пришел бы с указанием того имени и на тот адрес,который значится в документации. Бюрократы все одинаковы. У Полли была знакомаяв Оксфорде, которая получала корреспонденцию из университета штата Мэн, всегдаподписанную ее девичьим именем, хотя она после окончания успела выйти замуж ико времени получения последнего письма прожила с мужем двадцать лет.

Это письмо адресовано мисс Патриции Чалмерс, а не ПоллиЧалмерс. А кто в Касл Рок называет ее так?

Тот самый человек, который знал полное имя Нетти Кобб –Нетита. Ее добрый друг Лилэнд Гонт.

«Все эти размышления по поводу карусели с именамичрезвычайно занимательны, – неожиданно вмешалась ворчливым тоном тетя Эвви, –но главное не это, Триша. Главное – мужчина, твой мужчина. Он ведь твой, не такли? Даже теперь. Разве ты недостаточно хорошо его знаешь, чтобы не поверить,что он никогда не станет действовать у тебя за спиной, как об этом сообщается вписьме. И не важно, какое имя на нем проставлено и насколько убедительносоставлен текст… главное, что он не мог так поступить. Ведь ты не можешь этогоне знать, Триша, потому что ты знаешь его самого».

– Да, – прошептала Полли, – я его знаю. Как же она могла вэто поверить? А может быть, она заставила себя поверить в этот абсурд, потомучто боялась, что Алан, узнав правду об азке, заставит ее сделать выбор междуамулетом и им самим?

– Нет, это слишком просто, – шептала Полли. – Ты поверила, всамом деле поверила. Всего на полдня, но поверила. О Господи, Господи, что янаделала?

Она отшвырнула письмо на пол с гримасой отвращения, какаяможет появиться на лице женщины, внезапно обнаружившей, что держит в рукахдохлую крысу.

«Я ведь не сказала ему, на что рассердилась, даже не далавозможности объяснить, оправдаться… Я просто… поверила. Но почему? Во имя всегосвятого, ПОЧЕМУ?»

Она, безусловно, знала ответ на этот вопрос. Потому что онабоялась, что выплывет наружу ложь относительно ее жизни в Сан-Франциско,относительно истинной причины гибели Келтона и того, что главной виновницей егосмерти была она сама. И вся эта страшная правда станет достоянием человека,чьим мнением она дорожит больше всего на свете.

И это еще не все. И даже не большая часть всего. Гордыня –вот главное. Болезненная, гневная, отчаянная, вымученная и бессмысленнаягордыня. Гордость как монетка, без которой опустеет ее кошелек. Она поверила,потому что устыдилась, а стыд родился из гордости.

«Мне всегда нравились гордячки».

Жестокий приступ боли охватил руки Полли. Она застонала иприжала их к груди.

«Еще не поздно, – мягко произнес голос мистера Гонта. – Дажетеперь еще не совсем поздно».

– К чертям собачьим гордость! – Неожиданно крикнула Полли втемноте своей спальни и резким движением сорвала азку с шеи. Она держала встиснутом кулаке серебряную цепочку с маленьким шариком на конце, и что-то вэтом шарике жалобно хныкало – ломалось с хрустом, как яичная скорлупа. К ЧЕРТУГОРДОСТЬ!

Боль заползала в руки как злобное голодное животное, ноПолли понимала, что не такая она уж невыносимая, не такая страшная, ничегообщего с той, которую она так боялась. Она знала это теперь так же твердо, както, что Алан не имел ничего общего с письмом, присланным из Отдела социальногообеспечения детей из Сан-Франциско.

– К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ ГОРДОСТЬ! К ЧЕРТЯМ! К ЧЕРТЯМ! – кричалаПолли и швырнула азку через всю комнату.

Шарик ударился о стену, отскочил, упал на пол и раскололся.Вспышка молнии осветила комнату, и Полли увидела, как из трещины показались двеволосатые лапы. Трещина расширилась, и на свет Божий выполз маленький паучок.Он быстро засеменил в ванную. Очередная вспышка молнии очертила троекратноувеличенную тень паука, словно причудливую татуировку.

Полли вскочила с постели и помчалась вслед за ним. Надо егоубить и как можно скорее, потому что он рос с каждой секундой, прямо на глазах.Он был вскормлен ядом, который высасывал из ее собственного тела, и теперь,освободившись из скорлупы, неизвестно до каких размеров вырастет.

Она щелкнула выключателем в ванной, и над раковиной замигалалампа дневного света. Паук направлялся в сторону ванны. Когда он был еще удвери, размером не превосходил жучка, теперь же стал не меньше мыши.

Когда Полли вошла в ванную комнату, он повернулся и бросилсяк ней, издавая лапками то самое шуршание, которое она слышала внутри азки. «Ягрела его на своей груди, – успела подумать Полли, – все это время я грела и кормилаего собственным телом…».

Паук был темно-коричневого цвета. Волоски топорщились налапках. Глаза смотрели на нее в упор и краснели фальшивыми рубинами… из пастивысовывались два клыка, загнутые, как зубы вампира. С них капала прозрачнаяжидкость. Падая на кафельный пол, капля оставляла дымящуюся ямку.

Полли с криком схватила вантуз, стоящий рядом с унитазом.Руки тут же отозвались болью, как будто обругали ее, но она превозмогла боль и,сжав изо всех сил деревянную ручку вантуза, с размаху ударила паука. Он успелотползти, повредив лишь одну лапу, и теперь волочил ее. Полли бросилась вследза пауком, ползущим к ванне.

Даже покалеченный, он продолжал расти. Теперь ужепревосходил размером крысу. Округлое брюшко касалось кафельного пола. Ондобрался до пластиковой занавески, ограждавшей ванну, и пополз вверх, изо всехсил работая лапами.

Каждый шаг по пластику – словно упавшая капля воды. Кольца,державшие занавеску, позвякивали на алюминиевой палке, протянутой над головой.

Полли размахнулась вантузом, как бейсбольной битой, и сноваударила отвратительное насекомое резиновым концом. Чашка вантуза была довольновелика, но в цель, к сожалению, не попала. Занавеска отлетела внутрь, и паукмясисто шлепнулся на дно ванны. В этот момент погас свет.

Полли стояла в темноте с вантузом в руках и прислушивалась кшороху, издаваемому лапами паука. Вспышка молнии осветила ванную комнату, иПолли увидела жирную спину паука, пытающегося пролезть в сливное отверстиеванны.