Мицкевича и Гете стало для украинской литературы весьма значительным фактом. Эти переводы открыли и показали путь дальнейшего плодотворного развития украинской поэзии; они стали примером и образцом для поэтических попыток украинских романтиков. Вслед за двумя балладами Гулака-Артемовского появляются, частично на страницах того же «Вестника Европы», аналогичные перепевы Л. Боровиковского, А. Шпигоцкого, распространяются рукописи малоизвестных или совсем неизвестных подражателей вроде П. Науменко, М. Шрамченко и других. Молодые украинские поэты смотрят на П. Гулака-Артемовского как на своего учителя, основателя нового направления в украинской литературе, как на строгого и справедливого судью своих поэтических попыток.

Однако сам Гулак-Артемовский не удержался на достигнутых рубежах и очень быстро разочаровался в тех возможностях украинского поэтического языка, которые сам недавно доказывал в письме к редактору «Вестника Европы». Об этом разочаровании не раз вспоминал Г. Ф. Квитка. Еще 2 июня 1834 года в письме к М. П. Погодину он сообщал, что его «„Малороссийские повести“ написаны в разрешение спора, что на нашем наречии нельзя написать ничего серьезного, нежного, а только лишь грубое, ругательное, кощунское».

Через несколько лет, 15 марта 1839 года, почти теми же словами он рассказал об этом и П. А. Плетневу: «По случаю был у меня спор с писателем на малороссийском наречии. Я его просил написать что-то серьезное, трогательное. Он мне доказывал, что язык неудобен и вовсе ни на что не способен. Зная его удобство, я написал „Марусю“ и доказал, что от малороссийского языка можно растрогаться». И наконец, еще позже снова о том же: «Чтобы доказать одному неверующему, что на малороссийском языке можно писать нежно, трогательно, я написал „Марусю“». То, что во всех этих случаях речь шла именно о П. Гулаке-Артемовском, объяснила вдова Квитки, Анна Григорьевна, когда вскоре после смерти мужа на вопрос И. Срезневского «Как он дошел до того, что начал писать на малороссийском наречии?» – ответила: «Артемовский говорил, что малороссийский язык груб, тогда Григорий Федорович написал „Марусю“».

Во всех описанных случаях спор профессоров Г. Квитки и П. Гулака-Артемовского не относится к какой-то определенной дате. Но, очевидно, эти дни следует отнести к 1831 году и связать с выходом гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки»; появление этого сборника, его огромный успех у читателей, обострение в связи с ним интереса к украинской тематике – все это актуализировало проблему творческих возможностей украинского литературного языка.

Для самого П. Гулака-Артемовского спор с Г. Квиткой означал недовольство своими балладными попытками, – это недовольство побудило его вскоре обратиться к переводам Горация.

В 1850 году И. Срезневский задумал издание сборника, в который должны были войти и украинские произведения П. Гулака-Артемовского, но это издание так и не осуществилось.

В 1860–1861 гг. П. Гулак-Артемовский передал П. Кулишу собственноручно переписанную тетрадь «малороссийских небылиц». Часть произведений из этой тетради вышли в свет в «Основе», но не в оригинальном своем виде, а после редакторской правки П. Кулиша. В обоих случаях П. Гулак-Артемовский быстро откликнулся на приглашение, несмотря на то, что, как он писал, «наинеприятнейший труд – собрать и переписать», а также несмотря на опасения: «Пройдут ли они благополучно горнило цензуры». Посылая И. Срезневскому и П. Кулишу свои «басни», П. Гулак-Артемовский делал, собственно, то же самое, что и многократно перед тем, даря свои стихи различным Лонгиновым, Вагнерам, Засядькам и прочим.

Очень редко поэт обращался к темам, не связанным непосредственно с кругом его знакомых, и тогда из-под его пера выходили произведения более широкого литературного интереса: «К Любке» (позднее – в 1856 г. – попытка переработки оды Горация), «Упадок века» (перепев лермонтовской «Думы»), переводы псалмов и т. д. Но в этих произведениях уже не было огня поэтических исканий, увлеченного экспериментаторства, того стремления к новому, что отмечало ранние стихотворные попытки Гулака-Артемовского. И очень мало было таких стихов, которые бы выходили за пределы интересов относительно узкого круга ближайшего окружения поэта.

В 1908 году В. Доманицкий писал, что «собственно украинская карьера Гулака-Артемовского закончилась еще на студенческой скамье, когда он случайно (в чем потом, видимо, горько раскаивался) согрешил „Паном и Собакой“… Позже, став профессором и отчаянным карьеристом, П. Гулак-Артемовский истратил свой талант на компоновку по-украински истинно патриотических од, панегириков господам, от которых зависело еще какой-нибудь орден получить, и на жалобы, почему же не прилетает та самая „белая ворона“… Не с таких людей нужно нам брать пример и вдохновляться к работе на украинской ниве».

Конечно, П. Гулак-Артемовский не мог похвастаться гражданскими доблестями, как, впрочем, не могли ими похвастаться и многие другие украинские писатели того времени, за исключением, может быть, самого Т. Шевченко. Но, во-первых, круг поэтических интересов П. Гулака-Артемовского вовсе не исчерпывался упомянутыми Доманицким «одами» и «панегириками»: рядом с ними, наряду с произведениями позднего периода, которые названы выше, можно вспомнить и ряд его лирических медитаций, в которых четко выражено восхищение родной Украиной.

Одним из последних известных нам стихотворений Гулака-Артемовского является его послание к И. Сливицкому и П. Кулишу («Казацкая мать»), написанное в связи с выходом «Основы».

В 1840-1850-х гг. творчество П. Гулака приобретает ярко выраженное консервативное направление. Он выступает сторонником монархизма, проповедует смирение, говорит о необходимости искупить грехи перед царем и Богом. Характерными в этом отношении являются также и переводы псалмов. В то же время в отдельных произведениях – «Прошение к Григорию Квитке» и в послесловии к нему «Кое-что о Гараське» – встречается критика попыток шаржирования русского языка.

Большое количество стихов П. Гулак-Артемовский написал по случаю различных конкретных общественных событий. В 1853 году он пишет стихотворения, откликаясь на современные темы: «На победы русских над турками», «Совет султану на его пожелание перенести свой двор, флаг и рубаху Магометову в Адрианополь» и др., в которых он высмеивает турок, превозносит царизм и военную доблесть русских войск. В юмористическом насмешливом духе написано и «воззвание к Франции по случаю ее союза с Англией в 1853 г. против России по восточному вопросу».

Последний цикл стихотворений П. Гулака-Артемовского посвящен семейно-бытовым событиям, личным чувствам и переживаниям. Поэт выражает любовь своим детям («В Полтаву, моей милой Полинушке» – 1855 г., «К Любке» – 1856 г., «Сыну моему» – 1857 г.), жене («Моей жене» – 1836 г.), обращается к друзьям и знакомым по разным поводам. В цикле личных стихотворений Гулак-Артемовский пытается использовать народную поэзию, ее стилистику.

Последние пять лет жизни Гулак-Артемовский ничего не писал, а то, что написал в 1830-1850-х гг., было напечатано уже после его смерти.

В историю новой украинской литературы начала XIX века П. Гулак-Артемовский вошел прежде всего как новатор-баснописец, который в лучших своих произведениях продолжал реалистические традиции И. Котляревского. Используя сокровища украинского фольклора, его юмор, методы, народную разговорную речь, поэт создал и