Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первое мясо. Взросление. Испытание. Волчата сидели около туши, хватали ее за шерсть, теребили копыта, ценности которых совсем не понимали, но никто даже не попытался съесть благоухающую косулю. Первым попытку предпринял уже знакомый нам Ворчун. Он, уперевшись в шерсть обеими лапами, с грозным рычанием отвадил соперников от туши, а затем начал инстинктивно бросаться на нее так же, как недавно кинулся на брата, задушив его. Челюсти волчонка были еще слишком слабы, чтобы рвать плоть, он мог только трепать косулю и набирать полный рот ее разлетавшейся во все стороны шерсти. От осознания своего бессилия он истерически визжал и начал походить на бешеную лисицу. Ворчун больше не следил за своими действиями. Ошибка в генетическом коде решила напомнить о своем существовании. Увидев, что на периферии мелькнула темная фигурка, волчонок с не свойственным ему безумным воплем кинулся на блуждавшую тень. Ею оказалась его сестричка, несчастная малышка, которая жила в постоянном страхе и боялась его больше всех. Она не могла ответить на покушение ни когтями, ни остатками молочных зубов, все, что ей оставалось, — припасть к земле и заплакать. Она прижалась брюхом к траве, вжавшись всем телом в землю. Сама того не осознавая, она только что спаслась от мертвой хватки братца. Он промахнулся и шлепнулся рядом, содрогаясь от гнева. Ворчун изготовился прыгнуть вновь, однако его остановила морда матери, смотревшей на него в упор. Ее взгляд сделался холодным и пустым, совершенно стеклянным. В ее потемневших глазищах Ворчун видел лишь свое отражение, больше ничего там не было… Он понял, что сейчас произойдет, и предпринял попытку разжалобить мать. Волчонок помахал коротким хвостом в знак примирения и потянулся к морде матери, чтобы облизнуть ее обнаженные в оскале клыки. Сначала ему показалось, что маневр сработал и волчица забыла о нелепом происшествии, однако Ворчун был не совсем обычным зверем. В его больной голове роилось множество быстрых мыслей, но он не мог удерживать их в порядке. Как и прежде, неведомая сила толкала его на безрассудство и призывала к жестокости, даже требовала крови! Ворчун бы не убил брата, если бы не его шумящая голова, он бы не предпринял попытку проскочить между лапами матери и задушить-таки сестру, он бы на нее не бросился. У волчонка было заражено сознание, а душевные изъяны животные лечить не умеют. Просто иногда происходит несостыковка определенного характера и генетический код нарушается, что приводит к необратимым изменениям внешности и характера зверя.
Белая волчица никогда бы не посмела даже когтем оцарапать непослушных неуемных щенков, однако бедный Ворчун теперь не был одним из них. Он был прямой угрозой для ее потомства. Он — хорек в курятнике. Пока всех не передавит — не вылезет. Вот и Ворчун, подобно вышеупомянутому товарищу по кровожадности, не сдавал позиций и полностью отдавался жадности и тупой уверенности в собственном превосходстве. Волчонок не видел того, что нависло над ним. Последнее, что он смог почувствовать, — резкая боль в спине, а затем в голове. Потом — ничего, темнота. Больше он не дышал. Белая волчица сломала хрупкое тело Ворчуна, как жиденький прутик. Вмиг его яростное рычание стихло, и маленький дьявол больше не сделал ни одного вдоха. Опасность была устранена. Испуганная до дрожи в ногах самочка отползла к сестрам и братьям, виновато повиливая надорванным хвостом. Она чудом спаслась и теперь не спешила ласкаться, а предпочла сдержанно пискнуть. Волчата расслабились, когда увидели, что их сестра спасена, однако их тут же настигло осознание происшедшего. Они узнали запах смерти, исходивший от тела Ворчуна, болтавшегося болванчиком в материнской пасти. Он пугал их больше, чем тот, что исходил от туши еще теплой косули. Всего за пару часов они научились различать два понятия — смерть дичи и смерть охотника. Когда погибает дичь — хорошо, ее можно есть, это энергия для игр с братьями и сестрами, если же умирает охотник или сородич — жди беды. Потеря близкого существа — утрата, тогда странно щемит в груди, уши свисают, а хвост поджимается. Очень грустно. Волчата были еще слишком малы и глупы, чтобы разобраться в случившемся самостоятельно, поэтому они засуетились и начали разбегаться, прячась от невидимого врага. Гроза бросилась наутек как и ее братья с сетрами, прижав коротенький пушистый хвостик к самому брюху. Она не могла и подумать, что Ворчун осмелится напасть на волчонка при матери, но более всего ее поразила непоколебимость Белой волчицы. Грозе даже показалось, будто от нее повеяло холодом, и ей сразу стало зябко. Малышка бежала сквозь бурьян, и азарт постепенно возвращался к ней, кончики ушей приподнимались, а в глазах проблескивали редкие искорки. Волчишка обгоняла братьев и сестер, оказавшихся рядом, отпихивая их боками и тявкая по-собачьи. Голосок у Грозы был не солиднее, чем у полевой мыши.
Когда волчата устали бежать, они завалились под каким-то пеньком, едва умещавшим двоих, зато отбрасывавшим длинные тени, в которые охотно нырнула гурьба детенышей. Их осталось не так уж и много. Всего-то четверо. Запыхавшиеся, они жались друг к другу, ожидая прихода Белой волчицы. Ни один из них не плакал и не выл. Здравый смысл велел затаиться, пока они слабы и беспомощны. Красивые шкурки сливались в одно цветовое пятно, едва заметное на фоне голого весеннего луга, по которому будто бы провели сепией, лишь Гроза выбивалась из благородной серо-бурой массы. Она была зайцем, забывшим сменить зимнюю шкуру к весне. Хищные птицы, зачастую парившие над лугом и выискивавшие легкую добычу, точно приметили бы ее, если бы не волчата. Они всячески закрывали Грозу своими головами и хвостами, защищая ее, сами того не осознавая. Между ними скреплялись семейные узы, которые будет способна разорвать лишь смерть. Теперь, когда безумного Ворчуна уже не было в живых, Гроза могла выдохнуть. Агрессор