Я быстренько поставила у кровати пантофли. Глаша встала, яслегка удивилась, певица вроде была вчера выше ростом, хотя она постоянно накаблуках.

– Кофе вари, – велела Глаша и, занавесив мордочкуволосами, ушла.

Голос ее сегодня звучал так же хрипло, как и вчера, но этобыла другая хрипотца, иной тональности. Подумав так, я удивилась: откуда мнеизвестно про такую вещь, как тональность? И отчего у Глаши изменился тембрголоса?

К столу хозяйка вышла с наложенной на лицо штукатуркой, селаспиной к окну и гаркнула:

– Чего уставилась? Где мой кофе?

Я стала наливать чашку. Надо же, как может изменитьсяженщина при помощи самых простых средств! Возьмите тональный крем потемнее,нарисуйте широкие брови, вставьте в глаза цветные линзы цвета жженого кофе,сделайте татуаж губ, наложите румянец, придайте волосам колер горького шоколадаи – пожалуйста! Вместо бело-розовой блондинки, похожей на куклу Барби, имеемсмуглую цыганку. Но неужели, изменившись до неузнаваемости, можно привлечь ксебе внимание публики?

День закрутился колесом. Прибыл Свин, потом какой-то парень,назвавшийся композитором. Затем еще двое юношей. Из кабинета полетели звукирояля, раздался хороший, сильный голос. Через секунду я сообразила, что слышумеццо-сопрано, и поразилась до крайности. Глафира-то, оказывается, может петь.Почему же вчера во время записи клипа, пока не пустили фонограмму, она мяукала,словно новорожденный котенок?

– Мы уходим, – заглянул в кухню Свин, – вернемсяночью.

– А я?

– Ты свободна до семи, на, держи.

В моих руках оказалось сто рублей.

– Это зачем? – насторожилась я.

– На мороженое, – хмыкнул Свин, – выходной утебя, до девятнадцати, усекла?

– Танька, – заорала Глафира, – где моякофточка с блестками?

Я побежала в гардеробную.

– Ты о чем? Извини, тут столько вещей.

– Ладно, надену эту, – заявила хозяйка и мигомнатянула на себя сиренево-розово-фиолетовую блузку.

Потом она принялась изгибаться у зеркала.

– Ну как?

Я посмотрела на тонкую талию, высокую грудь и обнаженныеруки с гладкой нежной кожей.

– Изумительно! Тебе идут вещи с открытыми плечами.

Когда хозяйка с гостями ушли, я вытащила визитку и набраланомер.

– Да, – ответил недовольный голос.

– Ирина?

– Ну!

– Это Таня.

– Кто?

– Домработница Глафиры, вы дали мне свой номер.

– А, хорошо, что позвонила, – вмиг стала любезнойжурналистка, – давай встретимся поскорей, сегодня можешь?

– Могу прямо сейчас.

– Давай записывай адрес, – велела Ира.

Я порылась в гардеробной, выудила голубые джинсы, белуюфутболку, схватила сумочку и побежала к метро.

Ирина жила в небольшой двухкомнатной квартирке довольнодалеко от центра.

– Узнаешь? – спросила она меня.

– Что? – не поняла я.

Журналистка махнула рукой.

– Ладно, пошли покалякаем.

Мы двинулись в комнату, служившую гостиной. У стола сиделдовольно полный мужчина с бородой.

– День добрый, – весьма приветливо сказал он.

– Здравствуйте, – осторожно ответила я.

– Это Константин Львович, – весело сообщилаИрина, – он врач, очень хороший, профессор, ему с тобой поговорить надо.

– Зачем? – испугалась я.

– Так и собираешься жить не помнящей родства? –фыркнула Ирина. – Сделай одолжение, побеседуй с доктором.

– Я нестрашный, – загудел КонстантинЛьвович, – ни ножика, ни шприца – ничего с собой нет, просто посудачим отом о сем.

Следующие два часа мы мирно разговаривали о всякой всячине,Ирина все это время сидела в другой комнате. Наконец Константин Львович встал.

– Рад был познакомиться.

Я кивнула:

– Взаимно.

Доктор прошел к хозяйке, там он провел еще полчаса, затемИра проводила профессора, вернулась и с порога заявила:

– Извини, но то, что собираюсь рассказать тебе, можетпроизвести очень сильное впечатление, поэтому я и решила подстраховаться.Констинтин – замечательный психиатр, доктор наук сразу по двум специальностям.Он сказал, что тебя можно ввести в курс дела.

– Какого?

– Ты моя сестра.

Я попятилась:

– Кто?

Ира села за стол.

– Ладно, слушай. Тебя зовут Татьяна Кротова.

– Кротова? – ошарашенно повторила я.

– Именно так, – вздохнула Ирина, – давай попорядку.

– Хорошо, – кивнула я, – начинай.