Пока я разглядывал ее и сравнивал портрет с оригиналом, больстихла. Я пошевелил пальцами, попробовал приподняться.

– Как вы себя чувствуете? – спросила дама. – Вы напугалименя, я уже хотела звать кондуктора, спрашивать, нет ли в поезде врача.

– Чем же именно я вас напугал? – спросил я севшим голосом.

– Вы положили в свой чай десять кусков сахара, долгоразмешивали, потом выпили залпом, не морщась.

– Сударыня, – ответил я холодно, – благодарю за участие, новсе это вам померещилось. Тут нет ни ложечек, ни оберток от сахара.

– Конечно, нет. В том-то и дело. Выпив чай, вы, сударь,съели ложечки. Свою, затем мою. Вы хрустели ими, как карамельками, а потомпринялись за обертки. Вы жевали так аппетитно, словно это была не бумага, атоненькие пресные крекеры. Я пыталась остановить вас, но вы достали из карманапистолет. Кстати, вот он, возьмите.

Она раскрыла свою изящную замшевую сумочку и положила настол мой «Глок».

Она улыбалась так мило, смотрела на меня с таким искреннимучастием, что я подумал: старый Теодор просто выжил из ума, и если я впредьстану слушать его бредни, свихнусь с ним за компанию».

* * *

Москва, 2007

Кольт явился на Брестскую лишь в начале второго ночи. Вприхожей его встретил мрачный сонный Зубов.

– Ну, что на этот раз? – спросил Петр Борисович.

– К Соне в Мюнхене привязался какой-то странный тип. Онаприслала имя и фотографию.

– Зачем ее понесло в Мюнхен?

– Пока не знаю.

– Что за тип? – Петр Борисович зевнул со стоном, присел накорточки, почесал за ухом старого пуделя Адама. – Наш или немец?

Кольта, в отличие от Зубова, пес всегда встречал тепло иприветливо. Лизнув ему руку, вильнув облезлым хвостом, он заковылял назад, кхозяину.

– Судя по всему, немец. Некто Фриц Радел, – сказал Зубов игрустно посмотрел на часы.

– Вань, а почему такая паника? Соня молодая, вполнесимпатичная женщина, все время одна. Ну, подкатил к ней кто-то. Бывает.

Они вошли в кабинет. Старик сидел за компьютером.

– Как вечеринка? – спросил он не оборачиваясь. – Весело тебебыло, Петр?

– Хватит издеваться. – Кольт тяжело опустился в кресло. –Давай, рассказывай, в чем дело.

– Сначала ты расскажи, почему не организовал никакой охраныу здания лаборатории? Пожадничал?

– Я тебе десять раз объяснял, – вздохнул Кольт, – вЗюльт-Осте это не принято. Там редко кто двери на ночь запирает. Вооруженнаяохрана вызвала бы ненужное любопытство, подозрения. А сажать сторожа в будку,сам понимаешь, бессмысленно.

– Сторожа тоже бывают разные, – проворчал Агапкин, все ещене отрываясь от монитора, – ты должен был сразу отправить туда надежных людей,минимум двоих, профессионалов, грамотных, опытных, вооруженных, и чтобы они тамнаходились постоянно, чтобы глаз не спускали с Сони.

– Зачем? – хором спросили Зубов и Кольт.

– Петр, проснись, сосредоточься, пожалуйста, – старик круторазвернул свое кресло и подъехал вплотную к Кольту, – ей угрожает опасность.Это очень серьезно.

– Вряд ли Соня обрадовалась бы постоянным телохранителям, –мягко заметил Зубов, – мне кажется, они бы ее только раздражали.

– Еще одно слово, и ты, чекушник, выкатишься отсюданавсегда, – старик повысил голос, что было ему совершенно не свойственно.

– Иван, правда, ты лучше помолчи, – сказал Кольт и посмотрелна Агапкина: – Объясни, наконец, в чем дело? Какая именно опасность?

Но старик сделал вид, что не расслышал вопроса, отъехалназад, к компьютеру, и застыл, бессмысленно глядя в монитор, на которомкрутилась цветная спираль заставки. Кольт и Зубов терпеливо ждали. Наконец онзаговорил, быстро, громко, с тяжелой одышкой:

– Профессионалов где сейчас возьмешь? – не оборачиваясь, онткнул в Ивана Анатольевича скрюченным пальцем. – Были, да все повывелись. Нет,охрана – плохая идея. Тупые топтуны из твоей свиты ни на что не способны, онибы просто ничего не поняли. Что ты скалишься, Петр?

– Так, – Кольт пожал плечами, – ты орешь все время, самомусебе противоречишь.

– Ору, потому что у нас беда. У меня, у Миши, у тебя тоже,Петр. Надо делать что-то, но что, я пока не знаю. А ты и твой чекушникёрничаете, не желаете послушать меня, подумать, вникнуть. Беда у нас, ясно вам?

– Ладно, все. Извини. Мы тебя внимательно слушаем. – Кольтслегка развернул кресло старика, чтобы лучше видеть его лицо.

– Я идиот и маразматик. – Голос старика звучал еще тише. – Ябыл уверен, что их больше нет, они рассосались, как нарыв, разбежались, кактараканы. Но они есть. Они легко и нагло вышли на Соню. Они давно уж вычислилиМишу и следили за ним, терпеливо ждали. Тебя, Петр, они тоже пасут, и тебепридется напрячься довольно серьезно. Для начала подумай, не появился ли запоследний месяц в твоем окружении какой-нибудь новый человек? Или кто-то изстарых знакомых стал вести себя немного иначе? Задача – приблизиться к тебе,насколько возможно. Войти в доверие, нащупать уязвимые места. Образ действия –мелкие услуги, выгодные деловые предложения, мягкая умелая лесть. Этот человекхочет с тобой дружить.

– Многие хотят.

– Не спеши отвечать.

– Так и до паранойи недалеко, – мрачно усмехнулся Кольт.

– Будет тебе, Петр, все будет, и паранойяльная психопатия, исинильный психоз, и хроническая неврастения с инфарктом.

– Федор Федорович, вы меня утомили. – Кольт легонько стукнулкулаком по подлокотнику кресла старика. – Вы подняли панику, вытащили меня сответственного мероприятия и вместо того, чтобы спокойно, внятно объяснить,напускаете туману, болтаете черт знает что. Пророк хренов!

Только в состоянии крайнего раздражения Кольт обращался кстарику на «вы» и по имени-отчеству. Зубов знал, как умеет и любит гневатьсяего шеф, и злорадно засиял. Сейчас Петр Борисович выскажет старому злодею все,что желал бы, да не смеет высказать ему сам Зубов, усталый и обиженный.

Но Кольт ничего высказать не успел. Ему, и Зубову вместе сним, пришлось довольно долго слушать то, что поведал странный старец стасемнадцати лет от роду, отставной генерал КГБ Агапкин Федор Федорович.

Вначале Кольт и Зубов переглядывались, скептически хмыкали,задавали старику ехидные вопросы. Своими ухмылками оба пытались преодолеть страх,который медленно, вкрадчиво, почти незаметно поднимался откуда-то снизу, изживота. Он был липкий, мутный, от него першило в горле и хотелосьперекреститься.