– Понял, товарищ профессор.

Взглянув в светло-карие, выпуклые глаза Кудиярова, профессорподумал: «Вор, даже образованный, даже при власти, никогда не будет чувствоватьсебя уверенно. У него, как у насекомого, жесткий скелет снаружи, а внутри онмягкий, влажный. Под доспехами жидкая среда, трубчатое сердце и массивныйненасытный желудок».

– Погодите, профессор, вы не рассказали главного. Какпродвигаются ваши опыты?

– Вряд ли стоит говорить об этом.

– Почему же? Я с удовольствием послушаю.

– Слишком сложный, да и преждевременный разговор. К тому жея суеверен. Боюсь, знаете ли, сглазить.

Итогом этого долгого трудного дня, кроме жареной курицы срисом, были увесистые, по четыре фунта, кульки, один с гречкой, другой сколотым сахаром, да еще две пачки отличных папирос «Зефир».

* * *

Москва, 2007

Старик Агапкин говорил четко и медленно, словно читал лекциюленивым туповатым студентам. Его не заботило, верят ему или нет. Он не обращалвнимания на скептические ухмылки своих слушателей. Ему важно было донести доних информацию, а уж как они ее воспримут, их дело.

Иван Анатольевич Зубов считал, что имеет некотороепредставление о сектах, экстремистских организациях, мафиозных кланах. Он знал,как часто преувеличивается могущество тайных обществ, их влияние на ход историии на обычную сегодняшнюю жизнь, как заманчива для обывательского сознанияпресловутая «теория заговора» и как удобно бывает манипулировать ею в политике,в бизнесе, в работе спецслужб. Но то, что рассказывал проклятый старик,опрокидывало все прежние знания и убеждения Ивана Анатольевича.

– Они нигде и везде. Они умеют притворяться, что их несуществует. В разных странах, в разные века они появляются ниоткуда, исчезают вникуда. Они ловко внедряются во властные структуры, в политические партии,религиозные общины, в профсоюзы, в воровские, спортивные, студенческие, женскиеи прочие организации. В бизнес, науку, медицину, в средства массовойинформации. Им не надо мирового господства, править миром дело слишкомхлопотное, утомительное и неблагодарное. У них совсем иная цель. Они крайнередко идут на уголовные преступления. Они действуют незаметно, однако всегдаоставляют глубокие следы, страшные, долго не заживающие раны в истории, всознании отдельных людей и целых народов. При малейшей опасности бытьобнаруженными они разбегаются по миру мелкими брызгами и потом вновьстягиваются воедино, как ртуть.

Старик сидел вполоборота. Иногда рука его двигалакомпьютерную мышь. На экране появилась цветная репродукция старинной картины.

Большая человеческая голова. Верхняя часть черепапрозрачная, как стеклянный купол. Видны мозговые извилины, все очень подробно,тщательно прорисовано. В центре, примерно на уровне переносицы, – нечто вроденедоразвитого глаза. Старик увеличил и приблизил это нечто.

– Мозг нарисован довольно точно, однако настоящий, человеческийэпифиз выглядит иначе. Он значительно меньше и мало похож на глаз. Шишковиднаяжелеза изображена тут в виде древнего символа, как рисовали ее на египетскихпапирусах. Теперь смотрите внимательно.

Старик сдвинул мышь, тронул несколько клавиш. Изображение намиг пропало, а затем появилось и задвигалось. Из символического эпифиза сталивылезать отвратительные белые червячки. Они поднимались, ритмично извивались,словно исполняли танец. У каждого была крупная голова с подобием лица.

– Какая гадость, – тихо выдохнул Петр Борисович.

– По-моему, милые зверушки, – старик остановил кадр, –смотри, какие у них симпатичные, выразительные личики. Собственно, вот такизначально выглядит эта картина. Я оживил ее с помощью разных новомодныхкомпьютерных фокусов. На самом деле это, конечно, не мультик. Картину написалнемецкий художник Альфред Плут в 1573 году и назвал «Misterium tremendum».Тайна, повергающая в трепет. Для профанов Плут оставил пояснение, что эти тварипредставляют собой не что иное, как дурные, грешные помыслы. На самом деле онизобразил именно то, за чем ты, Петр так легкомысленно охотишься. Он наблюдалза ними с помощью сложной системы двояковыпуклых алмазных линз и зеркальныхметаллических пластинок. Это был прообраз микроскопа, увеличение получалоськолоссальное.

Картинка на мониторе опять поменялась. Появился портретдлинноволосого мужчины. Лицо его было грубым, неприятным, лохматые длинныеброви нависали над маленькими желтоватыми глазками.

– Альфред Плут, – представил его старик, – художник,алхимик, врач. Автопортрет написан в 1577-м. Здесь ему тридцать, хотя выглядитзначительно старше. Обе картины, автопортрет и «Misterium tremendum», хранятсяв старой мюнхенской Пинакотеке. Вот почему Софи отправилась в Мюнхен. А теперьвнимание!

Картинка сдвинулась, рядом с ней появилась другая. ИванАнатольевич тихо охнул. Эта была фотография, которую прислала Соня. Сходстводвух лиц казалось поразительным.

– Фриц Радел, – пояснил старик, – новый знакомый Софи. Онтак искренне верит, что является Альфредом Плутом и живет на свете не менеешести веков, что совершенно забыл о пластической операции, которую сделал себедесять лет назад. Конечно, если бы он помнил об этом, ему не удавалось бы стольубедительно морочить головы своей банде. Впрочем, пластика понадобилась совсемлегкая. Изменена форма рта и носа. Брови пришлось нарастить искусственно,волосы отрасли сами. Я познакомился с ним, когда он был еще в своем натуральномобличье, но даже тогда он напоминал Плута. Они действительно похожи. Обафанатики и мошенники, оба безжалостны. Причастность к ордену вообще делаетлюдей похожими друг на друга. Недаром они называют себя братьями.

Старик выключил компьютер, потребовал чаю. Зубов не сталбудить капитана-сиделку, сам отправился на кухню, приготовил чай для Агапкина,кофе для себя и для Кольта. Он уже потерял надежду вернуться сегодня домой,поспать, тем более повидать внучку. Петр Борисович пришел к нему, закурил.

– Вань, что ты об этом думаешь?

– Пока не знаю. Надо дослушать его.

– Да. Но только ведь он, подлец, не расскажет все до конца.Намеки, страшилки.

Зубов поставил на поднос чашки, снял турку с плиты.

– Я приеду в Зюльт, поговорю с Соней. – Рука его сильнодрогнула, кофе чуть не пролился.

– Что? – тревожно спросил Кольт, заглядывая ему в глаза.

– Ничего. – Зубов отвел взгляд, аккуратно поставил турку наподнос. – Все нормально, Петр Борисович.

– Она так и не включила телефон?

– Нет. Старик продублировал послания ей и Данилову. Рано илипоздно кто-нибудь из них заглянет в компьютер.