Андыбин сказал с горьким недоумением:

– Но кому морду бить?.. Кто наши песни не исполняет:проклятые жиды, юсовцы?.. Нет, в оркестре наши рожи, хоть и косят под юсовцев.Ишь, рубахи с ихними лейблами!.. Наши же морды поют на английском!

Влас буркнул:

– У них отмазка железная.

– Какая?

– Мол, народ в зале слушать нашенское не желает.

Кирилл сдвинул плечами.

– Отмазка… или не отмазка. Нашенское в основном уступает,согласен. Но все-таки патриоты мы или не патриоты?

Они все смотрели на меня, я ответил нехотя:

– Мы – да. Они – нет.

Андыбин горестно покачал головой.

– Мы, они… Сколько нас? А их сколько?

А Влас вдруг предложил с русской бесшабашной удалью:

– Да хрен с ними!.. Давайте сами споем! А что? Вотспоем, и все.

Андыбин оживился, сказал кровожадно:

– «Варяг»!

Снова посмотрели на меня, я перехватил предостерегающийвзгляд Юлии, пахнет легким скандалом, сказал успокаивающе:

– Давайте споем, ведь мы в своей пока что стране и на своейземле. И можем петь свои песни. Но не стоит «Варяг» или там «Варшавянку»,а то выходит, мы кому-то что-то доказываем. Фиг им, обойдутся! Споем что-нитьпро любовь, про коней, про женщин…

Жена Власа, имя которой так и не вспомню, сразу сказала:

– А давайте «Ой при лужке, при лужке…»?

Теперь посмотрели на Андыбина, тот кивнул.

– Запевай.

Влас сразу же затянул красивым сильным голосом, Кирилл иостальные подхватили, чуть позже присоединился сам глава семейства, у негомогучий баритон, почти бас, я поддержал, как мог, слова помню смутно, что-топро коня, что гулял на воле, красивая песня, про коней все песни красивые,гордые, чуточку разгульные,

Сбоку вроде бы движение, я слегка повернул голову, засоседним столом приличная пара торопливо подозвала официанта. Тот принес счет,с ним расплатились, спешно поднялись, оставив недоеденную рыбу и недопитоевино. Еще одни спешно расплатились и заспешили из помещения, словно мытелепортировались за стол прямо из Китая с атипичной пневмонией.

Андыбин и его сыновья с невестками, увлеченные пением, незамечают, что народ спешно покидает зал. Слишком массово, ну не может всем воттак приспичить домой смотреть «Рабыню Изауру», все дело в нашем пении… в том,что поем по-русски! Народ покидает зал… почему?

Юлия тихонько вздохнула, перестав петь. В темных глазахглубокая грусть, на меня взглянула с сочувствием, как на безнадежно больного.Сволочи, мелькнуло у меня в голове. Или просто тупые трусливые скоты? Ведьудирают потому, чтобы никто не подумал, что они с нами, что они из нашейкомпании! Что они тоже могут петь русские песни. Или хотя бы слушать.

Из соседнего зала прибежал фотограф, торопливофотографировал тех, кто поет русское. Чуть позже примчались как на пожартелеоператоры и тоже снимали удивительных людей, что все еще поют по-русски,надо будет такое показать в рубрике «Курьезы». Объектив сдвигался вправо-влево,вверх-вниз, я чувствовал, как в кадре появляются вполне приличные костюмы,добротные туфли, хорошие рубашки и аккуратно повязанные галстуки: как, какмогут эти люди петь что-то русское? На русском языке? Или это и есть ужасныерусские патриоты? Патриоты, значит – националисты? Националисты,значит – фашисты? Да-да, фашисты. Русские фашисты. Самое страшное, чтоесть на свете, конечно же, русские фашисты.

Правда, русских фашистов еще никто никогда не видел, но вотони, наверное, они и есть – русские фашисты! А с виду совсем каклюди. А по ночам, как известно, кровь еврейских младенцев пьют ведрами.

Кирилл сказал с горьким смехом:

– Ну что, батя, ты все еще хочешь спасать эту страну?

– Не «эту»! – резко сказал Андыбин. – Для меня этовсе еще Россия, а не «эта страна»!

Кирилл сказал до жути трезвым голосом:

– А для меня… а для меня уже «эта страна». Устал тащитьиз дерьма. Если им так в дерьме жить нравится, то… пусть?

– А ты? – спросил Андыбин враждебно.

– А я не стану, – ответил Кирилл чужимголосом. – Как там у классика: «Ни слова русского, ни русского лица невстретил…»

Андыбин прогрохотал тяжелым голосом:

– Перестань и думать такое! А то чем породил, тем иубью!

– Да лучше убей, – ответил Кирилл тускло. – Мы какпартизаны в чужой стране!.. Батя, чтобы Россию увидеть, надо в самое дальнеесело ехать! В тайгу, куда еще эти патлатые не добрались. Да и там, еслидоберутся, за бутылку водки продадут. Если выбор – жить в дерьме всю жизньбез надежды выбраться, только опускаться все глубже… или же плюнуть на все иуехать куда-нибудь в Швейцарию, то выберу Швейцарию. Спасать надо тех, ктохочет, чтобы его спасли. А тащить из дерьма силой… Нет уж!

Я кивнул Юлии, мы поднялись, я сказал тепло:

– Это все временное. Когда Грибоедов писал свое «…ни словарусского, ни русского лица не встретил», Россия говорила на французском,бредила французским, как до того времени – немецким, если кто слышал овременах бироновщины. Но прошло время – заговорили и запели на русском!Так что наше солнце еще взойдет. Пусть ваш сын, внук и правнук растет крепким издоровым, а счастливым он будет обязательно! На этом мы прощаемся, нам еще надоуспеть в одно место…

Андыбин кивнул, мол, знаем, в какое место, дело молодое,лицо оставалось угрюмым, но уже начинает светлеть. Я подхватил Юлию подлокоть, мы покинули почти пустой ресторан.

При повороте ключа зажигания автоматически включилось«Авторадио», салон наполнили звуки «Gothic-3», самой хитовой песни, вот ужетретью неделю не покидает верхнюю строчку рейтинга.

По ночной улице прет, как раскаленная лента гигантскогопрокатного стана, сплошной поток машин. Свет фар дробится на блестящихпокрытиях, сверкающем асфальте, металлических столбах. Огни реклам и фонарейзаливают город огнем, в то время как сверху нависает страшное черное небо, беззвезд и луны.

«Gothic-3» сменился «One Way Ticket», я всегда слушал этугрустную песню с удовольствием, но сейчас вдруг поймал себя на мысли: погоди, акак давно слушал русские? И, кстати, почему едва не сказал: «русские народные»?Или со словом «русские» уже стало ассоциироваться именно «народные», то естьстарое, старинное, оставшееся в прошлом? А современное – обязательноне русское? Даже если оно русское, то все равно: если современное,технологичное, то уже не русское. А русское – это вроде индейцев внациональных нарядах и с томагавками.

Юлия поинтересовалась участливо:

– Что-то случилось, шеф?