– Не оторвут, – пообещал Влас бодро.

Он удалился, Кирилл проводил его слегка встревоженнымвзглядом. Как ни крут сынок, но вся спецназовская подготовка ничего не стоитпротив выстрела из пистолета или удара ножом в спину.

Андыбин, расчувствовавшись, уже с красной рожей, но трезвыйкак стеклышко, подозвал официанта.

– Скажи, сколько стоит заказать песню?.. Всего-то?.. Хорошо,пусть сыграют мою любимую – «Варяг». Нет, для кого играем, объявлять необязательно, просто пусть сыграют…

Кирилл сказал обидчиво:

– Батя, пусть сыграют для моего внука!

– Хорошо, – сказал Андыбин официанту, – пустьсыграют для Василия Андыбина, которому сегодня ровно две недели! И которыйкогда-то уйдет защищать Родину.

Официант исчез, а довольный выдумкой Андыбин потянулся черезстол наполнить нам с Юлией фужеры, опережая второго официанта, мол, за дорогимигостями поухаживает сам. Кирилл провозгласил тост, все выпили, заговорили,только жена Власа, не запомнил ее имени, ничего не ела, глаза ее не отрываливзгляда от дверей туалета. Я повернулся к Юлии, услышал вздох, жена Власа ужесмотрит счастливыми глазами, муж возвращается веселый и бодрый, глаза довольноблестят.

Андыбин спросил сурово:

– Что так… долго?

Он зыркнул в нашу сторону, видно, как удержался от эпитетовнасчет проглоченной веревки и прочих ехидств, а внук сел, стали заметны красныепятна на левом виске и правой стороне нижней челюсти.

– Все в порядке, – заверил он. – Там в самом делебыла разборка. Сперва два на два, а потом подошел третий… Крутой бычара!Завалили тех двух, хотя и самих потрепали. А тут я подошел руки мыть…

– …и нечаянно толкнул одного, – заметил Кириллязвительно.

– Толкнул, – сознался Влас. – Или на ногунаступил, не помню. Но я же сразу извинился!

– Понятно, – сказал Андыбин с укором. – Никак неповзрослеешь. Милицию вызвал?

Влас удивился:

– Зачем?

– Ну, представляю, что там сейчас…

– Зеркало треснуло, – сообщил Влас, – в двухкабинках повреждены двери, от умывальника отколот кусок кафеля… А так всечин-чинарем! Я посоветовал администратору, чтобы удержал с драчунов.

Кирилл сказал еще язвительнее:

– А драчунами считать тех, кто побежден?

– Ну, а как же?

– Да ты, брат, юсовец! У них победивший всегда прав.Через пару лет будем читать, как на них нападали по очереди злобные Сомали,Югославия, Ирак…

Андыбин выпрямился, посмотрел орлом по сторонам.

– Что-то нам песню не несут… Тьфу, не поют!

Сын сказал с усмешкой:

– Ноты ищут.

Андыбин кивнул второму официанту:

– Узнай, что там застряли. Если забыли, как это играется, тоя согласен на что-нить из Пугачевой или Пахмутовой. Это композиторша такая.

Сын сказал обидчиво:

– Ну вот еще! Пусть «Варяг»! Самая красивая песня, какуюзнаю.

– Да, – согласился Андыбин. – Пусть все-таки«Варяг». Это как гимн, эту песню должны знать все.

Официант вернулся, разводил смущенно руками, пролепетал, чтотакие песни не играют. Андыбин рассвирепел, а Кирилл, как более продвинутый ввопросах современного менеджмента, сразу же вызвал метрдотеля, потребовалотчета. Метрдотель, солидный красивый мужчина с хорошо поставленным голосом ибезукоризненными манерами, прибыл не спеша, как и должен прибывать хозяин кгостям, без излишней услужливости, слегка поклонился.

– Вас что-то тревожит?

– Да, – прорычал Андыбин. – Я заказал песню,а ее отказались исполнять!

– Возмутительно, – согласился метрдотель, – этонасто­ящее безобразие, сейчас все исправим. Как они могли?

– Совсем распоясались, – подтвердил Андыбин. – Выуж прикрутите им хвосты.

Он сел, довольный, официант пошептал метрдотелю на ухо, тотсразу изменился в лице, оно вытянулось, как у вздумавшего худеть коня, глазаже, напротив, сошлись в кучку, как галактики-каннибалы. Бросив в нашу сторонуострый взгляд, он пошел говорить с музыкантами. Мы, довольные исправляющимсяположением, только здесь и можно ждать улучшения, рынок все-таки, здесь вседелается по запросам и желаниям, но метрдотель развел руками, вернулся к нашемустолику и снова развел руками.

– Сожалею, – ответил он вежливо и одновременнохолодновато, – но у нас таких песен не играют.

Андыбин приподнялся над столом, как большая грузная жабаперед прыжком, могучая шея борца вздулась и налилась кровью.

– Таких? – переспросил он. – Это каких не играют?Патриотических?

Не только за нашим столом, но и за соседними перестали естьи пить, прислушивались. Метрдотель покачал головой.

– Русских, – произнес он ровным голосом. – Вообщерусских.

Андыбин громко ахнул, у его отвисла нижняя челюсть.

– Ру… русских не играют?.. В русском ресторане?

Метрдотель снова покачал головой, по сторонам он, казалось,старался не смотреть.

– Мы не навязываем свои вкусы, – пояснил он негромко,чтобы не слышали за соседними столами. – Миром правит экономика! Рынок,понимаете? Музыка только та, какую желают гости. И песни те, что хотят.Которые хотят. Наш ресторан существует уже двенадцать лет. Что делать, пока ещени одной русской песни! Нет-нет, кто посмеет запрещать, но гости за столикамипредпочитают… простите, иностранное.

Кирилл положил ладонь на плечо Андыбина, удерживая на месте,тот все порывался вскочить с ревом, как медведь, явно опрокинет стол, с другойстороны в Андыбина вцепилась восьмипудовая жена, удерживает, метрдотель развелруками, поклонился чуть-чуть и удалился. Андыбин все же занес кулак над столом,Кирилл перехватил на лету, разжал бате стиснутые пальцы и прижал ладонь кстолу.

– И что же? – прорычал Андыбин. – Мы в Россииили где?.. Мы русские или хто? Думал, «Варяг» забыли, хотя как можно такое, аони вовсе оборзели!.. Это что же, иванство, не помнящее родства? Да как жеможно после этого русским?.. Без песен русским быть уже точно невозможно!И немыслимо. Борис Борисович, как такое можно?

Я ответил дежурно, чувствуя себя гадостно:

– В России возможно все.

– Но это разве Россия? Это здесь, в этом гребаном ресторане?Или и в других?

За столом наступило тяжелое молчание. В ярко освещенномзале словно бы потемнело, дальние стены потонули во мраке, а температура началапонижаться. Пахнуло могилой, я зябко передернул плечами. По ту сторону столаКирилл побледнел, осунулся. Я ощутил на локте теплые пальцы Юлии.