Столы были накрыты в саду под белым тентом. Говоря о том,что гостей будет немного, дядя Юра явно лукавил. Собралось человек пятнадцать,это те, что за столом. Помимо этого, в саду в разных местах, порой совершеннонеожиданных, маячила охрана. Из женщин только я, неудивительно, что чувствовалая себя неуютно.

— Вот, познакомьтесь, — сказал Юрий Петрович,подводя меня к столу. — Это Мариночка, моя спасительница, дорогой для менячеловек.

Он представил гостей, но я почти никого не запомнила.Мужчины в основном были в возрасте. Резко выделялись два молодых здоровячка.Один со шрамом на губе, у другого не хватало мизинца на правой руке. Дорогиекостюмы сидели на них, как седло на корове.

За столом царила скука. Разговор не клеился, а потомуперерывы между тостами становились все короче.

Беспалый принялся за мной ухаживать. Сидел он рядом, иизбавиться от его назойливых взглядов возможным не представлялось. Когда лицазапылали, разговор пошел веселее. Изъяснялись довольно туманно, о делах мненеведомых, я откровенно скучала. От нечего делать стала наблюдать за охраной ивскоре заметила Полифема. Он сидел в тенечке, в легком плетеном кресле, вджинсах и тонком свитере под горло, нацепив темные очки, и вроде бы дремал.Поразмышляв немного, я поняла, что позицию он занял удобную: оттуда сад как наладони, а сам он в глаза не бросается. На стуле рядом с его креслом стоялабанка тоника и лежал самый настоящий автомат.

Мне здесь мгновенно разонравилось. Я поднялась и сказаладорогому дядюшке ласково, но твердо:

— Юрий Петрович, очень жаль, но мне пора. Ждут вбольнице. Сложный случай, требуется консультация.

Иногда соврать не грех. Он изобразил страшное горе и пошелменя провожать, пояснив гостям:

— Что поделаешь, такая у нее работа.

Гостей в отличие от хозяина мой уход не огорчил.

Того типа я заметила, когда садилась в машину. Стриженыйблондин с физиономией палача, именно его я заперла в ординаторской.

Сейчас он стоял на веранде и осторожно наблюдал за мной.Возможно, я бы его не заметила, но стоявший внизу парень назвал его, задравголову:

— Трофим, Трофим, оглох, что ли?

Я поискала глазами оглохшего Трофима и нашла за полсекундыдо того момента, как он укрылся за резной колонной.

Юрий Петрович заглядывал мне в глаза, силясь там что-топрочитать. Неужто меня для этого и приглашали? Я пленительно улыбнулась исказала на прощание:

— Всего вам доброго.

Следующие несколько дней ничего не происходило, и японемногу успокоилась. Юрий Петрович неизменно трижды в день звонил, а пару рази заезжал по-родственному. Был ласков, ни о чем не просил и подозрительныхвопросов не задавал, и я начала сомневаться — может, зря к человеку придираюсь,ничего он в отношении меня не замышляет? Проявляет отеческую заботу, а я егоБог знает в чем подозреваю.

Между прочим, на мою машину поставили новый двигатель,договорились, что деньги отдавать буду частями. Юрий Петрович от широты душипорывался купить новую машину, но я с благодарностью отказалась.

В понедельник он не позвонил. Утром я не обратила на этовнимание, в обед удивилась, а к вечеру, как ни странно, забеспокоилась ипозвонила сама. Дома его не оказалось, так же как и Полифема и кого-либодругого вообще.

Ночью я плохо спала и все думала: неужели с ним что-нибудьслучилось? А если убили? Утром, едва проснувшись, потянулась к телефону. С темже результатом. Весь день я провела дома, то и дело набирая его номер. ЮрийПетрович не отвечал и сам не звонил. Ну и что делать? В милицию обращаться? Квечеру я поехала к нему домой, долго звонила, стоя у ворот. Никаких признаковжизни.

Наташка накануне отбыла в Северную Чехию, и поделитьсясвоими страхами было не с кем. Я бродила по квартире и только что ногти негрызла. В дверь позвонили, я кинулась открывать и увидела Юрия Петровича всопровождении Полифема. Оба выглядели совершенно здоровыми.

— Дядя Юра, — с легкой укоризной начала я, —куда вы пропали? Я уже волноваться начала.

— В Москву ездил, дочка. Вот только что вернулся.

— Что же не позвонили? Я и домой к вам ездила…

— Извини, замотался, знаешь ли…

— Вы проходите…

— Нет-нет, не беспокойся, мы только на минутку, на тебявзглянуть. Жива-здорова, все в порядке, и слава Богу… Поеду к себе, усталочень…

Они уехали, а я задумалась. Совершенно чужой человек, скоторым у меня нет и не может быть ничего общего, стал играть в моей жизнибольшую роль.

Через два дня Юрий Петрович позвонил мне очень поздно,где-то ближе к двенадцати. Был явно взволнован. На вопросы по телефону отвечатьотказался, попросил разрешения приехать. Подумав, я согласилась.

Приехал он после двух, когда я уже ждать перестала и спатьлегла. В дверь позвонили, я спросонья испугалась и открыла не сразу.

Юрий Петрович выглядел неважно: землистая бледность, кругипод глазами и щетина, точно он с утра забыл добриться. Мужчина он аккуратный,это на него не похоже, потому я сразу встревожилась. Конечно, Полифем был сним. На его лице беспокойства не проглядывало. Взгляд обращен куда-то внутрьсебя, а рта он в этот раз вообще не открывал, поздоровался кивком. В рукахдержал кейс из кожзаменителя, дешевый и довольно обшарпанный. В его лапах такаявещь выглядела совершенно нелепо.

Мужчины прошли, расселись по своим местам, а я спросила:

— Что случилось?

— У меня неприятности, дочка. Очень серьезные. И чемкончатся — могу только гадать, И к тебе я приехал не на жизнь жаловаться, а согромной просьбой. Очень прошу, не откажи…

— Да я не против, если смогу, конечно, — спросоньяя соображала туго. Юрий Петрович взял у Полифема кейс, положил на журнальныйстол, глядя на меня очень серьезно. Вздохнул и попросил:

— Оставь у себя.

— А что здесь? — растерялась я.

— Деньги, дочка. Большие. — Он щелкнул замками иподнял крышку. Я не удержалась и присвистнула. — Большие деньги, —кивнул он. — Не мои. Принадлежат многим людям, а я только храню. Но сейчастак дело повернулось, что у себя держать не могу. Вот и прошу: оставь у себя.

Я вытаращила глаза, моргнула несколько раз и только послеэтого смогла открыть рот:

— Юрий Петрович… я не могу, просто не могу… Да истрашно мне…