Дальше сидит Хугилай, если он правильно расслышал, главныйуправляющий делами Барбуссии. Вот дивно, тцар — он, а делами управляетдругой... Нет, управлял, конечно, тцар, но у тцаров других дел хватает,поважнее и поинтереснее: у кого петушиные бои, у кого пьянка и бабы, у когозвёзды, вот и получается, что на плечи расторопных слуг начинает сбрасыватьсяполегоньку часть державной ноши...

Хугилай возраста среднего, да и роста среднего, но в плечахнеимоверно широк, даже пошире его самого, грузен до безобразия, длиннорук, ночто приковало внимание Мрака, так это страшноватое и одновременно красивоелицо. Голова Хугилаю досталась, как пивной котёл, потому места хватило икрупному носу, и огромному рту с толстыми, как оладьи, губами. Нижняя челюсть,как у коня, но Мрак всматривался в глаза, в которых горит отвага, мужество, новместе с тем высокомерие, не свойственное простому управляющему. В нем была доброжелательностьи в то же время затаённая и тщательно упрятанная злость...

— Как тебе здесь, Аспард? — поинтересовался Мрак.Аспард вздрогнул, едва не выронил гусиную лапу.

— Странно, — признался он. — Первый раз выменя пригласили за этот стол, Ваше Величество! Но, скажу вам, не мешало бывам... уж не прогневайтесь, заглянуть хоть разок на задний двор, где солдатскиебараки, оружейные, кузницы... Надо бы показаться солдатам, чтобы взвеселить ихсердца. Не обессудьте, но в костёр преданности тоже нужно подбрасыватьдровишек...

Он умолк, лицо стало напряжённое, словно сболтнул лишнее.Мрак вытер полотенцем рот, поднялся.

— Пируйте, пируйте! Мы с Аспардом малость пройдёмся, апотом... может быть, даже вернёмся.

* * *

Рагнар провожал тцарскую фигуру ошалелым взглядом, в которомвсе ярче разгорался гнев. Похоже, что тцар переоценивает его благородство,переоценивает. Сам брякнул, никто за язык не тянул. Высшими богами поклялся,самим богом Кибеллом... Теперь всё, он в его руках. А руки у Рагнара, как и увсех из его рода, цепкие. Не вывернешься...

Мрак оглянулся, Рагнар успел увидеть сильное свирепое лицо.В душе на мгновение колыхнулся страх. А что, если в самом деле тцар сумелкак-то соединиться душой со своими предками... а там, говорят, были и сильныевоители, не только растяпы, что смотрят на звёзды...

В растерянности он опустился за стол, сжал руками виски,стал до мелочей восстанавливать тот особый день, день наибольшего ужаса в егожизни и... наибольшего триумфа. Тогда для него это началось с жуткого страха,но теперь со слов тцара и Регунда он знает до мелочей, как всё происходило.

Это было всего полгода назад. Слухи, что тцарица плоха,стали всё упорнее. Неведомая болезнь пожирала её некогда дородное тело. За двенедели она иссохла в щепку. Тцар горевал, уже приготовился к неизбежному, новсё равно вздрогнул и побелел, так рассказывает его советник Регунд, когда он втот день вошёл без стука и сказал с порога:

— Светлый тцар... Тцарица совсем плоха.

— А что волхвы? — спросил тцар беспомощно.

— Волхвы... — Регунд развел руками. — Что онимогут... Ну пошептать, ну дать травки, чтобы не так болели зубы. Но когдапридет та с косомахой, что сделает даже самый могучий волхв или самый умелыйжрец?

Тцар опустил голову:

— Но что они говорят?

Постельничий снова смиренно развел руками:

— Что волхвы скажут? Твоего гнева страшатся. Потому итянут с правдивым ответом. А сами, я уже выведал у слуг, собираются ночьюудрать из города. А то из твоего тцарства вовсе.

Тцар в бессилии стиснул кулаки. Постельничий тупо смотрел намогучие руки тцара, покрытые чёрными волосами. Хоть изнежен, хоть сам в корытос водой не переступит без поддержки, но боги дали ему могучее тело, облик воинаи могучий голос, который обычно звучит тихо и умоляюще, словно он не тцар, априглашённый звездочёт.

— Что советуешь? Постельничий сказал робко:

— Послушаться тцарицу... Она просит не так уж и много.

— Что она хочет?

— На этот раз всего лишь покаяться в своих проступкахВерховному волхву. Чтобы тот назначил ей жертву богам и очистил её от их имени.

Тцар вскочил.

— Что?

Постельничий рухнул на колени:

— Прости... но она просит не так уж и много.

Тцар развел руками:

— Ну, если это всё...

— Увы, — добавил постельничий, — тутмаленький пустячок. Она не доверяет волхвам Барбуса. И вообще волхвамБарбуссии. Всё-таки она дочь тцара Славии, привыкла к своим храмам, своимбогам. И хотя здесь жила по нашей правде, но перед смертью жаждет открыть душуи очиститься только перед волхвами Славии.

Тцар потряс огромными ручищами.

— Ты понимаешь, что речёшь? До Славии полтыщи верст, нои то для наших Змеев — раз плюнуть. Только где я отыщу там волхвов? К тцаруСлавии не обратиться, у нас почти война. Если бы там был прежний тцар Панас, атак там Рулад, тот ради родной дочери пальцем не шелохнёт. Правда, можнопослать верных людей тайком, чтобы выкрали пару волхвов... А что? Если надо,приведу и в цепях. Не в тцарице дело, а никто не смеет противиться моей воле...

Всегда тихий, он разволновался так, что сейчас голос егогремел, как раскаты грома. Постельничий втягивал голову в плечи, горбился, акогда раскаты стали чуть тише, пролепетал робко:

— Ты мудрый, ты придумаешь. Но помни, что она может недождаться утра.

— Что-о?

— Я подслушал разговор твоих лекарей. Потому и хотят бежатьсегодня ночью.

Он сжался, ожидая яростной вспышки, но тцар, к егоудивлению, обмяк, осел на троне, как снеговой сугроб под лучами весеннегосолнца. Лицо внезапно постарело, и постельничий ощутил, что могучий тцар врастерянности.

Стражи с той стороны двери вздрогнули и выронили оружие,когда из тцарских покоев раздался мощный рык:

— Кленок, ко мне!

Когда молодой воин по имени Кленок вбежал в покои, тцарстоял полуодетый посреди палаты. Страж опустился на колено, тцар сказалнепривычно звучным голосом:

— Встань и слушай. Бери лучшего коня, скачи к воеводеРагнару Белозубому. Пусть в чём есть, не медля, садится на коня и скачет стобой. Приведи его в мои покои. Только быстро! Одна нога здесь, другая — там!

Кленок, пятясь, выскочил из палаты. Никогда не видел тцара втакой растерянности и торопливости.

Конюх не стал задавать вопросы, позволил выбрать лучшего вскачке коня, и вскоре ворота распахнулись. Он выметнулся, как вольный ветер,копыта стучали, конь радостно встряхивал гривой и нёсся как стрела, самотдавшись бегу.

В тереме Рагнара горел свет, из окон доносились удалыекрики, песни. Ветерок донес запах браги и хмельного мёда. Кленок набросил поводна крюк коновязи, здесь все добротно, весело, ноги сами внесли на высокоекрыльцо.