Золотой сфинкс зарычал Ваньке в спину, напоминая, что назадпути нет. Но Валялкин и не собирался возвращаться. Он увидел уже, что увысокого полукруглого окна с витражными стеклами стояла Таня.

Ванька шагнул к ней, она к нему… Вместе они нырнули вполутемный коридор, впервые благодаря Древнира за бестолковую и нагроможденнуюархитектуру школы волшебства со множеством коридоров, переходов и галерей. Двачаса для прощания – так много и так мало. Таня долго потом помнила Ванькиныпоцелуи, а он – солоноватый вкус ее слез.

И почему так часто бывает, что только в минуту разлукипонимаешь, как сильно ты любишь?

В мире лопухоидов тетя Нинель сотрясала пол, занимаясь посамоучителю ушу. В аэробике она разочаровалась и утверждала, что от нее толькотолстеют.

– Вы первый в мире человек, который толстеет отаэробики! – вяло возражал домашний врач.

– Гельмут, я тебя умоляю! Я знаю свой организм!Обычному человеку встать на носки или подпрыгнуть ничего не стоит, мне же дляэтого нужно полпачки шоколадного печенья или две котлеты по-киевски. Уж я-тосебя знаю! Даже если я просто шевелю пальцами на ногах – у меня немедленновозникает дикий голод! – с апломбом заявляла ему тетя Нинель.

Домашний врач не спорил. Он потому и лечил многих известныхлюдей, что готов был признать, что у каждого из его пациентов особый организм,абсолютно непохожий на организмы всего прочего ничтожного человечества. Лишь однаждыон допустил оплошность, неосторожно пошутив: «Чем хорошего человека больше, темлучше!»

«Еще одно подобное высказывание, Гельмут, и ты будешьутешаться пословицей: бедность не порок!» – побагровев, сказала Дурнева, ибедный врач прикусил язык.

Вскоре жена председателя В.А.М.П.И.Р. купила себетелевизионный курс ушу и плотно взялась за занятия. И вот теплым майскимвечером тетя Нинель плавно перетекала из стойки железной лошади в стойкуобезьяны, а из стойки обезьяны – в стойку огненного тигра. Ее же «мальчики»,как она называла дядю Германа и Халявия, играли на диване в покер.

– Где джокер? Куда он делся? Он только что лежалздесь! – с подозрением спросил Дурнев.

– А я откуда знаю где? Что мне теперь, за каждойнесчастной картой следить? – с возмущением ответил Халявий.

Дурнев прищурился.

– А ну-ка, встань! – ласково потребовал он.

– Не встану! У меня нога болит! – забеспокоилсяХалявий.

– Сейчас нос заболит! Отдай джокера, гад! –вспылил Дурнев.

– Не раньше, чем ты, братик, отдашь двух королей! Они утебя в нагрудный кармашек запрыгнули! – плаксиво отвечал внук бабы Рюхи.

Теперь смутился уже дядя Герман. Вопрос с джокером и двумякоролями был автоматически замят. Карты зашлепали по коже дивана.

– Нинель, закрой двери! Не май месяц! – крикнул онжене, чтобы сменить тему.

Утверждая так, Дурнев ничуть не смутился тем, что на улицекак раз томился полный радостных летних надежд май…

– Хорошо, мальчики! Только не ссорьтесь! –примиряюще воскликнула тетя Нинель.

Оба ее «мальчика» были не в духе. После того какцаревна-лягушка, на которую дядя Герман возлагал такие надежды, обломала его,Дурнев совсем с цепи сорвался. Первым делом, чтобы хоть как-то отыграться, онперекрыл Халявию кислород и твердо разогнал всех его девочек.

Некоторое время огорченные манекенщицы осаждали их квартиру,писали на двери подъезда помадой: «Халявочка, пупсик, я тебя люблю!» – и дажезвонили в квартиру, пользуясь небрежностью охраны. Но после того как пару раз кним вышла тетя Нинель в белом махровом халате необозначенного размера, робкиеманекенщицы, как мотыльки, упорхнули к новым огонькам.

С неделю Халявий страстно выл и, превратившись в волка, рылкогтями паркет. Дурневы заперли его в дальней комнате и пригрозили вызватьветеринара.

– Пускай! Хоть три машины ветеринаров зовите – всехраздеру в клочья! – заявил Халявий, но выть благоразумно перестал. Затопристрастился к картам.

Учитывая, что и Дурнев был расположен к покеру, они резалисьцелыми днями, за исключением понедельника, среды и пятницы, когда дядя Герман,нацепив свои вампирские регалии, отправлялся в банк сеять ужас. Как-то к ихпокерным баталиям попытался присоединиться генерал Котлеткин, но Халявий,внаглую передергивая, выиграл у него два зенитных комплекса.

Огорченный Котлеткин завял, скуксился и отправился искатьутешения у секретарши. Последнее время неугомонный генерал часто задерживалсяна работе допоздна, объясняя Айседорке, что диктует проект указа с грозным изапутанным названием: «Добровольно-принудительное страхование солдат ипрапорщиков от падений метеоритов и укусов крокодилов с годовым взносом вразмере месячного денежного довольствия».

Айседорка и верила мужу и не верила, но, в общем и целом, ейбыло фиолетово, какие именно указы и где пишет ее супруг. Вечерами онапроходила курс лечения от целлюлита у атлетически сложенного массажиста, затемехала в спортклуб и тоже редко бывала дома.

И вот в тот самый миг, когда дядя Герман, улыбаясь,приготовился выложить три семерки и пару валетов, не зная, что Халявий ужеподсиропил себе четырех тузов, форточка распахнулась. Блестящая стрела ударилав люстру и рассыпалась сверкающими молниями.

Дурнева перестала представлять себя лунным бликом искользить по листу кувшинки и, переваливаясь, подошла к окну. Трепещакрылышками, за окном висел розовощекий крылатый младенец, одетый ужепо-летнему, с почтальонской сумкой через плечо. Тетя Нинель не стала визжать ипадать в обморок, а спокойно открыла раму, впуская его. Человек ко всемупривыкает. Даже четыре всадника апокалипсиса за рамой вызвали бы теперь у тетиНинель лишь легкое недоумение и вежливый вопрос, чем они кормят своихстрашненьких лошадок.

Купидончик влетел и принялся требовательно попискивать.Догадываясь, что это может означать, тетя Нинель послушно отправилась запеченьем. Купидончик ссыпал печенье в сумку, но, к удивлению Дурневой, не отдалей письмо, а продолжал попрошайничать.

Воловьи веки Дурневой дрогнули.

– Вымогатель! Управы на тебя нету! – беззлобносказала она и, грузно подпрыгнув, попыталась поймать купидона за розовую пятку.Но тот взмахнул золотыми крылышками и взмыл к потолку. Вздохнув, побежденнаятетя Нинель отправилась на кухню, где не без злорадства открыла коробку конфетс ромом.