Она переключила кран на холодную воду и вздрогнула отобжегших кожу струй. Постояла, сколько смогла вытерпеть, потом снова включилагорячую воду и снова холодную. Всё, теперь можно выходить. Люба с силойрастерлась белым махровым полотенцем, кожа покраснела и начала гореть. Бросилавзгляд в зеркало и поразилась произошедшей в ней перемене: она стала почтитакой же, какой была всегда. Почти… Седые пряди никуда не исчезли, и синяки подглазами остались, но сами глаза уже не были потухшими, в них светилисьсосредоточенность и решимость. Даже овал лица словно подтянулся. Она разобраларуками волосы на пробор и внимательнее всмотрелась в свое отражение – давнопора начать краситься, седых волос уже много, а теперь и новая сединадобавилась. Но цены в парикмахерских так взлетели! Была бы Тома рядом, она бысделала Любе чудесную головку, но сестра далеко.

Люба расчесалась, собрала отросшие волосы в тугой хвост назатылке, перетянула аптечной резинкой, потом тряхнула головой, сняла резинку иотыскала в стоящей здесь же косметичке пластмассовую французскую заколку,которую Аэлла когда-то подарила Леле и которая уже года два, с тех пор как Лелястала носить короткие стрижки, валялась без дела. Вот и пригодилась. Накинувхалат, Люба выскользнула из ванной, добралась до стоящего в прихожей гардеробаи достала брюки и темный глухой свитер. Ей отчего-то казалось, что в привычнойдомашней одежде она будет расслабленной и не сможет поговорить по телефону спохитителями так, как нужно. Из комнаты до нее донеслись голоса Андрея и Лели.Значит, дочка проснулась и ждет своей очереди, чтобы занять ванную комнату. Интересно,что ей сказал Андрей? Правду? Или все-таки пощадил девочку?

Одевшись, Люба вышла в большую комнату. Андрей расхаживалвзад и вперед, а Леля сидела на диване, сгорбившись и зябко кутаясь в шаль,накинутую поверх ночной сорочки.

– Лелечка, иди, ванная свободна, – сказалаЛюба. – Давай быстрее, уже двадцать минут восьмого, сейчас я сделаюзавтрак.

– Не торопись, мама, – глухим голосом откликнуласьдочь. – Я не пойду в университет. Я останусь дома.

– Почему? – всполошилась Люба. – Ты плохосебя чувствуешь? Ты заболела?

– Мама, как я, по-твоему, должна себя чувствовать,когда с моим братом произошло такое несчастье? – в голосе Лели послышалсявызов. – Я останусь дома и буду ждать. Я все равно ни о чем не смогудумать, кроме Николаши, какие уж тут занятия. Университет не имеет значения,когда в семье горе.

Люба собралась было что-то возразить, но внезапно вспомниласмерть Евгения Христофоровича. Она тогда тоже прогуляла занятия в институте,потому что нужно было быть рядом с Родиком, и никакие наказания за прогул неказались важными и значимыми рядом с необходимостью помочь любимому иподдержать его.

– Хорошо, – она согласно кивнула головой, –оставайся. Но завтракать все равно надо. И умыться тоже надо. И одеться. Иди,Лелечка, иди.

И снова она поймала себя на том, что собственные боль и ужаскак-то поблекли рядом с необходимостью утешить и поддержать дочь, защититьсвоего ненаглядного детеныша. Опять получается, что Андрей оказался прав, онсказал Леле правду, не стал ее щадить, и теперь Любе придется больше думать одочери и меньше – о собственных переживаниях.

За завтраком Леля была молчаливой и печальной и почти ничегоне ела, Любе тоже кусок в горло не лез, а Андрей поел с завидным аппетитом и неуставал нахваливать оладьи с яблоками.

– Девчонки, вы ведете себя совершеннонеправильно, – говорил он. – У нас будет тяжелый день, поканепонятно, как он будет складываться, но силы нам всем точно понадобятся. Ешьтекак следует.

Но Леля все равно вяло ковыряла в тарелке ножом и вилкой, аЛюба послушно запихивала в себя оладьи, не ощущая ни вкуса, ни запаха.

Телефонный звонок раздался без четверти девять. Андрейвзглянул на часы и усмехнулся:

– Не терпится им. Иди, Любаша, ответь.

Люба глубоко вздохнула, мысленно повторила про себя: «Ненервничать, ничего не перепутать. И обязательно потребовать, чтобы далипоговорить с Колей. Ни в чем не уступать, настаивать на своем».

– Ну и как наши дела? – осведомилсязвонивший. – Собрали денежки?

– Да.

– Ну тогда запоминай, мамаша…

– Нет, я ничего не буду запоминать, пока не поговорю ссыном.

– А больше ты ничего не хочешь?

– Больше ничего. Только разговор с сыном. Я должна бытьуверена, что с ним все в порядке. Иначе денег не будет.

– Ты смотри, она еще условия нам ставит! – веселоудивился похититель. – Или ты такая храбрая, потому что у тебя на хребтементы висят? Так ты имей в виду, если ментов наведешь – сына живым не увидишь.Я перезвоню.

Люба растерянно положила трубку и обернулась к стоящемурядом Бегорскому.

– Отключились… Он, наверное, рассердился… Я как-то нетак с ним разговаривала… Я все испортила, да?

Андрей ласково обнял ее.

– Успокойся, Любаша, ты все сделала правильно. Но этотпохититель же не полный идиот, он не станет долго с тобой разговаривать, потомучто не может быть уверен, что рядом с тобой не стоит опер. Если твой телефонподключили к аппаратуре, то он не будет рисковать тем, что его звонок могутзасечь. Он будет звонить несколько раз через короткие промежутки времени, но изразных автоматов. А если он звонит из автомата, то понятно, что Коли рядом сним нет. Ему нужно его доставить к телефону, чтобы выполнить твое требование.Вот посмотришь, минут через десять-пятнадцать будет следующий звонок.

И опять Андрей Бегорский оказался прав, звонок последовалочень скоро.

– На, поговори с сыночком, – буркнул похититель.

Сердце у Любы замерло. Что она сейчас услышит? Слабый голосизбитого и истерзанного сына? Она этого не вынесет, умрет в тот же момент. Нет,надо держать себя в руках, надо во что бы то ни стало, чего бы это ни стоило.

– Мама? – послышалось в трубке.

Мама. Не «мать», как обычно, а «мама». Наверное, ему оченьплохо и очень страшно, ее маленькому Николаше, ее солнышку, ее сокровищу.Плохо, страшно и, может быть, больно.

– Коля, как ты? Как с тобой обращаются? –срывающимся голосом спросила Люба.

– Я в порядке, мам. Только сделай так, чтобы меняпобыстрее отпустили, ладно? – голос сына был необычно тихим и слабым, иЛюба чуть не расплакалась, но постаралась сдержаться.

– Коленька, мы нашли деньги, мы заплатим, ты тамдержись и ничего не бойся, мы сделаем все, чтобы тебя отпустили как можноскорее. Ты…

Но в трубке уже раздавался насмешливый голос одного изпохитителей.

– Хватит, мамаша, поговорили – и будет. Ждите,перезвоню. И чтобы без глупостей.

– Ну вот видишь, – сказал Андрей, когда Любаположила трубку, – я же говорил, они будут звонить в несколько приемов изразных автоматов, чтобы их не засекли. Как Коля?