«Вы в прекрасной форме, дорогая Минна! Не спишете адресоквашего фитнес-клуба?»

"Говорят, вы ежедневно тратите два часа наусовершенствование своей росписи, дорогая Tea. А вашей каллиграфиейзаинтересовались японцы. Как будет называться выставка? “Тексты — ничто, перьядля текстов — все”?

«Говорят, вы дали санкцию на обыск у парочки литературныхкритиков, дорогая Софья. Нашли что-нибудь новенькое о себе? Чего еще неписали?»

— У вас такой милый песик, дорогая Аглая. А что у негос шерстью? Выпала после прочтения вашего последнего романа? Говорят, он оченьнеобычен…

— Ровно настолько, чтобы привести вас вотчаяние, — ответила Аглая. — Когда он будет опубликован, все ваши“жестокие романсы” не возьмут даже в детское издательство.

И в зале сразу же стало невыносимо светло от лучезарных дружескихулыбок. И воцарилась почти благоговейная тишина. Наконец-то я услышала, как вкамине “потрескивают дрова” (в полном соответствии с ремаркой сценария).

А потом послышался сухой щелчок. Это закончилась кассета вДашкином диктофоне.

Все четверо писательниц синхронно повернули головы в сторонуДарьи. И улыбнулись еще лучезарнее. Улыбки, казалось, намертво приклеились к ихлицам.

— Извините, — выдавила Дашка, вороватым движениемстягивая диктофон со стола.

Первой нашлась Аглая. Я бы удивилась, если бы она ненашлась.

— Ловко мы вас разыграли? — спросила она. Дамыоблегченно расхохотались, их поддержали мужчины, и неловкая ситуациярассосалась сама собой.

— За вас, дорогие мои! — с пафосом произнеслаАглая, глядя на трех конкуренток.

Все подняли фужеры и с чувством чокнулись. После чегоразмякший Дымбрыл Цыренжапович предложил гостям послеобеденную прогулку насвежем воздухе. Снегоходы, снегокаты, сноуборды и буера в распоряжении гостей,равно как и скромный берег озера с прилегающим к нему лесом.

Предложение было встречено с восторгом.

Через полчаса мы уже выходили из лакокрасочной табакерки.Для этого не пришлось даже возвращаться к центральному входу с дацанами исворой собак. К обеденному залу вплотную примыкала оранжерея с зимним садом,больше похожая на крытый стадион: с невидимыми из-за растений стенами и большимстеклянным куполом. Из оранжереи — прямо на открытую террасу — велитрехстворчатые двери. Их украшал витраж с персонажами бурятского национальногоэпоса “Айдуурай Мэргэн”, несколько строк из которого были вдохновенно прочитаныДымбрылом Цыренжаповичем.

Толстуха Минна от прогулки отказалась: ее заинтересовалиэкзотические фикусы, цветущие кактусы и свисающие с потолка лианы. Одно изцентральных мест в этой части огромной (по-настоящему огромной!) оранжереизанимала вымахавшая до пяти метров пальма. Несколько стволов ее были искусносплетены в косу и прикрыты шапкой из густой кроны.

— Простите, это Pachira Aquatica? — зардевшись,спросила Минна у Дымбрыла.

— Понятия не имею… Как ее привезли, так она здесь истоит.

— Дело в том, что у меня тоже небольшой парничок… Цветы— мое единственное утешение… Моя жизнь, моя страсть… И я давно мечтала… НоPachira Aquatica — это такая редкость.

Дымбрыл сверкнул золотыми зубами: нет никаких проблем,пальма ваша, Минна, буду счастлив, если она окажется у вас.

Из-за толстомясого кактуса мне было хорошо видно, как наглаза Минны навернулись слезы. Благодарные и светлые, как у ребенка.

— Вы не возражаете, если я побуду немного в вашейоранжерее?

Хозяин не возражал, и на снежные просторы мы вырвались безМинны. И разбились на группы по интересам. Дарья и режиссер Фара оседлалиснегоходы, Дымбрыл с Аглаей направились в сторону леса, Ботболт инструктировалСофью Сафьянову по поводу сноуборда с жесткими креплениями, а одинокая мулаткаTea устроилась под такой же одинокой сосной — чертить свои одинокие письмена ираздавать автографы окружающим сугробам.

Облокотившись на каменную балюстраду террасы, я думала осемейных сценах за обедом. Я не очень-то поверила дежурной фразе Аглаи насчет“Ловко мы вас разыграли”. Никаким розыгрышем тут и не пахнет. И подобнуюненависть нельзя сымпровизировать — даже при желании. Или дело в подлойбурятской водке, которая без труда поднимает всю грязь со дна души?.. В любомслучае все четверо оказались готовы к уничижению конкуренток, все четверо оченьхорошо экипировались. Такие подробности из личной жизни, такие интимные деталикниг! Голову на отсечение даю — друг о друге они знают гораздо больше, чем особственных мужьях, детях, собаках и престарелых родителях!..

А все пакостная массовая культура!

Скольких небесталанных Аглай со товарищи она еще похоронит!Я прикрыла глаза и почтила минутой молчания Минну, Софью и Tea. MM, СС и ТТ,которые могли бы написать хорошие умные книги. А вместо этого…

Лучше не думать, что они делают вместо этого.

Изводят друг друга под водочку. Так и до смертоубийствадойти может.

Не удивлюсь.

Мои тягостные размышления прервал легкий шорох за спиной. Яобернулась.

Ну, конечно же, Райнер-Вернер, ловец женских душ. Две такихдуши еще находились в поле нашего зрения:

Tea и Софья. Они, конечно, не могут похвастаться особоймолодостью, но все же… Tea — мулатка, что возбуждает само по себе. А у Софьитакой чувственный рот… Интересно, кого он предпочтет после облома с Дашкой?

— Мне нужно поговорить с вами, Алиса! Отойдем. Здесьнеудобно.

— Почему?

— Неудобно, — упрямо повторил Райнер. Вздохнув, япобрела за немцем, хотя не могла взять в толк, чем же ему так не понравиласьтерраса. А Райнер как будто с цепи сорвался: он пер напролом, по нетронутомуснегу, он целенаправленно тащил меня к безлюдному краю леса.

Через пятнадцать минут я забеспокоилась:

— Дальше я не пойду. Поговорим здесь.

— Хорошо.

Разговор получился коротким: он ухватил меня за воротниккуртки и макнул лицом в снег. Раз, другой, третий. От унижения я заплакала. Номои слезы не произвели на немца никакого впечатления.

— Вы очень плохой человек, Алиса! Schlecht <Плохой!(нем.).>!.. Abscheulich! <Отвратительный! (нем.).> Что вы сказали обомне фрейлейн Дарье?

Ах ты, сукин сын! А что ты говорил обо мне все той жефрейлейн Дарье?! Синий чулок? Целка-невидимка?!

— Сам ты козел! Похотливая скотина! А я говорилаправду! Что ты сукин сын, бабник. И убери от меня руки, гад!..

Я извернулась и залепила Райнеру затрещину. А потом с силойоттолкнула его от себя. Должно быть, я вложила в это движение всю своюнеприязнь — крупногабаритное тело немца отлетело на два метра, и тотчас жераздался треск ломающегося льда.