Но не будем забегать вперёд.

Я посмотрел на заполнившуюся траншею и вспомнил сказку о нетерпеливой лягушке, которая пыталась заниматься огородничеством. Вполне в её духе я завопил:

– Расти, моё зерно!

Хихикнув над своей (а скорее всего, пришедшей в память чужой) шуткой, я приготовился ждать, чтобы начать комбинировать пшеницу с пшеницей (если это была она, конечно).

– Терпение, – напомнил я себе, стараясь не думать о том, сколько ещё зомбятины придётся запихнуть в глотку. – Только терпение.

Справа плеснуло. Я повернулся и увидел спрута.

– Знаешь, на этом острове – вернее, поблизости от него, есть кое-что, чего я ещё не пробовал, – доверительно сообщил я монстру.

Я чувствовал себя очень уверенно. Ко мне вернулись силы и – что самое важное – гиперисцеление. Я пылал желанием новых свершений и побед, особенно когда победа сулила приличную еду.

– Время морепродуктов! – заорал я, схватил топор и прыгнул в воду.

Чувствуя угрозу, спрут испустил струю воды и отплыл подальше.

– Правильно! – похвалил его я. – Помнишь, ещё недавно я боялся тебя?

Моя добыча держалась у самой поверхности, сама подставилась под удар. Я остановился, занёс топор, и погрузился в воду. Беззвучно смеясь – я уверен, тварь засмеялась, – спрут уплыл прочь.

– Вернись! – завопил я и поплыл вслед. – Возвращайся и лезь в мою печку!

Я гнался за спрутом до южного берега, пытаясь одновременно плыть и замахиваться. На тот случай, если вы не поняли, объясню: это невозможно. Этот мир не даёт мне почесать голову, одновременно похлопывая себя по животу. Точно так же он не позволяет во время плавания заниматься чем-то ещё, кроме плавания. Я усвоил это после пяти трагикомических минут.

Затем спрут ушёл на глубину, а я поплёлся на берег под критический взгляд Му.

– Ну, не надо ничего говорить, – попросил я её. – Пришло время мастерить новую лодку.

Я её сделал. Пошёл на ней за целой стаей спрутов. Я выворачивался чуть ли не наизнанку и рубил воду.

Увы.

Уж в этой неудаче нет вины мировых законов. В принципе оно возможно. Думаю, вы уже пробовали, и у вас получилось. А я? Хорошо, что никого не было поблизости, и никто не заметил, насколько нелепо я выглядел.

Хм, почти никто.

– Му-у-у, – донёсся с берега критический голос.

– Ну да, почему бы тебе самой не подплыть и не попробовать? – ядовито осведомился я – и секундой позже понял, что она пыталась меня предупредить.

Оказывается, я отплыл далеко от берега – а с минуты на минуту зайдёт солнце.

– Завтра я попытаюсь снова, – пообещал я Му и заскользил назад, к берегу.

Та лишь фыркнула.

– Нет, я обязательно попробую! – упрямился я, хотя знал: она права.

На пути к своему наблюдательному пузырю я осознал, что моя идея рубить с лодки – тупиковая. Нужен другой метод и подход, возможно, совсем другой инструмент.

Солнце сменилось звёздами. Я стоял и думал, как поймать спрута. Но этой ночью идеи не хотели приходить в голову. Мысли бродили туда и сюда, не позволяя сосредоточиться на чём-то одном. Я вспоминал то первые дни на острове, то наблюдения через окно, то свой прежний мир. О нём вспоминалось немногое и туманное: раздражённые, покрасневшие глаза, болезненные судороги в пальцах, онемевшая от слишком долгого сидения задница. Что бы это всё значило? И почему сейчас? Словно мой мозг заволокло плотным туманом, и я понял это лишь теперь.

– Надо думать! – приказал я себе, отчаянно желая потереть виски.

Из леса вышел скелет. При виде монстра я понял, какой чепухой забит мой мозг.

– Лук! – воскликнул я и посмотрел на стрелу в поясе. – Почему я не подумал раньше?

Я ведь так долго хотел добыть лук – и почему-то забыл о его возможностях. К счастью, скелет показался за пару минут до рассвета. Я смог добыть и лук, и ещё одну стрелу.

– Вот теперь вы увидите, – похвастался я Му, завтракавшей в компании пары овец.

– Бе-е, – отозвалась чёрная, которую я назвал Кремешком.

– Правильно, – согласился я. – Надо тренироваться.

И я стал тренироваться. Всё утро я стрелял в дерево и сделался неплохим лучником. Я выяснил, насколько нужно поднимать лук и как натягивать тетиву, чтобы стрелять на нужное расстояние. К полудню я почувствовал себя готовым поработать с живой мишенью.

– Вы готовы? – спросил я у своей звериной аудитории. – Глядите, как работают мастера!

Животные даже не повернулись ко мне. Не доверяют.

– Вы погодите, – посоветовал я. – Вскоре явится печеный спрут.

Я приметил ближайшего спрута в дюжине блоков от берега, натянул тетиву, тщательно прицелился.

– Свись, – прошептала стрела и устремилась к цели.

– Ха! – крикнул я, когда стрела отыскала цель.

Спрут покраснел, испустил струю дыма, превратился в маленький чёрный объект, похожий на внутренний орган, и утонул.

Я не повторю тут слово, которое тогда прокричал. Не сказать чтобы я гордился своими неприличными словами, но, если бы давали приз за умение выдавать продолжительные и в особенности мерзкие ругательства – я бы его точно получил.

– Фрр-р, – выдохнула позади корова, будто говоря: «О чём ты думал? Ты составил план спасения мяса и стрелы?»

– Не знаю, – уныло ответил я.

Мне только теперь пришёл в голову способ не потерять стрелу.

Надо было что-нибудь привязать к ней или найти, как сплести сеть… или хотя бы подождать, пока он подплывёт ближе к берегу. Но почему я подумал об этом только сейчас?

Я принялся нервно расхаживать туда-сюда.

– Идиот! – пробурчал я. – Чёртов кретин!

Жаль, этот мир не позволяет хорошенько стукнуть себя же.

– МУУ! – перебила меня суровая подруга.

Я остановился и невольно взглянул на неё:

– Ты права. Бить себя – нелучший выход.

– Му-у, – спокойнее заметила корова, будто говоря: «Вот так-то лучше».

– Я знаю, я не идиот, – спокойно заметил я, – но с моим разумом что-то не так, словно он включается лишь иногда.

Я снова принялся расхаживать, теперь уже не столько в гневе, сколько в задумчивости.

«Хм, это не паника, не голод, но что-то новое. Хотя, не совсем». Я чувствовал: оно накатывает. Но лишь теперь, когда я сыт и перепуган до смерти, я могу хорошо рассмотреть эту умственную грязь.

Я ощутил, как во мне нарастает тревога. Только этого мне и не хватало!

– У вас есть идеи? – осведомился я у животных. – Отчего это может быть?