– Вы недооцениваете меня, друг мой! – Мадам Жизель надменновздернула голову. – Кто поручится, что она будет молчать? А взгляни-ка сюда,Анжель! – Она выхватила из шкатулки пачку бумаг и сорвала перевязывавшую ихленточку.

Она тыкала бумаги в лицо Ангелине, и та не сразу поняла, чтоперед нею – долговые расписки.

Мелькали знакомые имена – имена тех людей, которых Ангелинатолько что видела за стеклянной стеной. А суммы... О господи, да на что можнопотратить такие деньги?!

Впрочем, не это должно ее заботить сейчас. Не случайныхзрителей собрала мадам Жизель за стеклянной стеной! Все они в ее руках – и,чтобы не разгневать ту, что к ним так щедра, пойдут на любую ложь без раздумий.

– Они у меня вот где! – подтверждая ее догадки, мадам Жизельпоказала сжатый кулак. – И по одному моему слову они так вываляют тебя в грязи,что ты вовек не отмоешься... И не только ты! Навеки будут опозорены твои дед сбабкою. В Лондоне – твои родители. Дипломатическая карьера твоего отца рухнет.Велико искушение напомнить о себе Марии таким образом... Но нет, Моршан прав:еще не время!

Графиня хрипло рассмеялась, но через несколько мгновенийсмех ее стал обычным – беззаботным и веселым. Она напутствовала Ангелину почтидружески:

– Иди, Анжель. Хорошенько отдохни после нашего веселья, ипусть наутро тебе покажется, будто стеклянная стена, и три бабы с узлами, имаркиза, и воришка, который тебя услаждал, – все только сон, который нужнозабыть поскорее! Проводи ее до кареты, Фабьен!

Она почти вытолкала их из комнаты.

Фабьен пытался что-то сказать, но словно утратил дар речи.Да и Ангелина перевела дух, лишь забравшись в карету и крикнув кучеру Филепогонять.

Позор, страх, стыд, раскаяние давили, гнули ее долу.Хотелось одного: забиться в угол, зарыться в подушки, уснуть! И как велеламадам Жизель – забыть. Все забыть!

Ангелина знала, что не посмеет ослушаться графиню, что нислова никому не скажет. Слишком сильно было потрясено все ее существооткрытиями нынешнего дня. Но самым ужасным оказалось осознание того, что всебеды, обрушившиеся на нее сегодня, являются следствием давней неизбывнойненависти, которую мадам Жизель питает к ее матери – баронессе Марии Корф!

Женщины в семье Ангелины никогда не были особенно близкимежду собой, так уж повелось, а потому Ангелина о жизни своей матери во Франциизнала еще меньше, чем княгиня Елизавета – о своей дочери, и знание этосводилось к следующему: баронесса Мария, пусть и редкостная красавица, неотличающаяся особым умом, не испытывающая тяги ни к добру, ни к злу, никакая негероиня, но оказалась вовлечена судьбою в потрясающую драму, изменившую жизньцелого государства: Французскую революцию. Уж, наверное, сталкивалась она сомножеством людей, появились, надо думать, у нее и враги. Но что же произошломежду нею и графиней де Лоран, если эта дама стала люто ненавидеть Марию, не впример своей кузине маркизе д’Антраге? А впрочем... Что, еслиразглагольствования маркизы о дружбе с Марией Корф – всего лишь притворство?Что, если она заманивала Ангелину в дом своей кузины, сладкими речами усыпивопасения князя и княгини? Такой оборот представлялся сейчас Ангелине вполневероятным. После кошмарной ночи она и не в такое была готова поверить, столькруто изменилось в один миг мирное течение ее жизни! Ангелина смежила усталыеглаза, лишь когда поблекли перед рассветом и звездные очи. Сон ее был краток итяжел, не дал никакого исцеления ни сердцу, ни уму.

Одним рывком вырвалась Ангелина из сна своего, пребольно приэтом ударившись коленями, ибо слетела с кровати на пол.

Полуденное солнце засматривало в окошко. Ангелина кликнуладевушку, велела подать умыться и заварить кофею, после чего уселась под окошко,невидящими глазами глядя на пышный сад с затейливо построенными флигелями, изадумалась.

Беда случилась оттого, что Ангелина сболтнула о «трехбабах», говорящих про лодку-самолетку. Выходило, по их, что лодка-самолетка –это и впрямь нечто вроде ковра-самолета. Ну, в цирке можно такое чудопоказывать вместе с женщиной без костей, глотателем шпаг и огня... Что же,Франции с Россией из-за цирковых чудес соперничать? Наполеону бесноваться из-заизобретателя забавных поделок? Нет, все не так просто. Для чего-то же нужна эталодка-самолетка! Если в нее садятся люди, как рассказывал Ламираль, стало быть,она может поднять и груз и перелететь с этим грузом, куда надобно... скажем,бочки с горючей смолою опрокинуть над позициями французов... нет, это слишкомуж седая древность, времен Олеговых походов, – скорее какие-нибудь разрывныеснаряды... Нет, от всего этого свихнуться нетрудно! Надобно как можно скореепосоветоваться со сведущим человеком.

Может, деда невзначай на разговор навести? Но, уже схватившисьза ручку двери его кабинета, Ангелина с досадою замедлилась: до нее донессяазартный голос князя:

– Помню, больше всех понравился мне жеребец у Загряжского:бурый, большого роста, широкий, ноги плотные, а шея лебединая... Хвост и гриважиденькие, но зато мягки, как шелк, – признак породы. Конечно, дорого: меньшечем за восемьсот рублей не отдавали, да еще пришлось давать на повод, однакоделать было нечего – купил...

Ангелина не стала ждать продолжения разговора: это надолго!А впрочем, нет худа без добра: ну как объяснишь деду свой внезапный интерес квоздухоплаванию? Вопрос о лодке-самолетке можно задать только одному человеку –Меркурию.

Ангелина опрометью ринулась на конюшню (у коновязинетерпеливо переминался длинноногий рыжий жеребец с белым пятном во лбу – неего ли хозяин сейчас у деда лясы точит?), велела закладывать, но узнала, чтоколяску бабушка сегодня отдала госпиталю. Ангелина с укоризной прищелкнулаязыком: в госпитале она не была уже три дня! Позорище, о господи! А ведьраненых, наверное, море... Одно утешение: после сдачи Москвы в желающихисполнить свой долг и поухаживать за ранеными не было больше недостатка.

Выскользнув неприметно из дому, Ангелина кликнула извозчикаи велела везти ее к Арзамасской заставе.

– Балаган поглядеть желаете? – улыбнулся «ванька», трогая сместа. – Туда весь народ валом валит!